Форумы-->Творчество-->
<<|<|8|9|10|11|12|13|14|15|16|17|18|>|>>
| Автор | Женские стихи и проза |
|---|
Соловьиное рондо
Мелодией романса пылко-страстной
Твой голос разбудил во мне прекрасной
Царевной спящую любовь-морковь,
И косы — шелковые нити, вновь
Сплетаются в стихи единогласно.
Темницу солнца отблеск ананасный
Согрел как вúна ледяную кровь…
К витку весенней неги подготовь
Мелодией.
Без устали внимать тебе согласна
Под ореолом месяца атласным.
И вечером, и утром празднословь,
Неся с собой бессмертную любовь
Дубравной, соловьиной, первоклассной
Мелодией! | (ударения не ставятся - вúна - вИна)
Соловьиное рондо
Мелодией романса пылко-страстной
Твой голос разбудил во мне прекрасной
Царевной спящую любовь-морковь,
И косы — шелковые нити, вновь
Сплетаются в стихи единогласно.
Темницу солнца отблеск ананасный
Согрел как вИна ледяную кровь…
К витку весенней неги подготовь
Мелодией.
Без устали внимать тебе согласна
Под ореолом месяца атласным.
И вечером, и утром празднословь,
Неся с собой бессмертную любовь
Дубравной, соловьиной, первоклассной
Мелодией! | Алмазный снег
Алмазный снег на ржавые перила
Роскошно лег, и блеском ослепила
Художница-зима, сквозь складки штор
На скучных стенах сказочный узор
Рисующая сочностью акрила…
Вплетала семицветики в ветрила
И звезд ромашки — в зеркала озер…
Ей подавал уроки ревизор —
Алмазный снег.
Художница его боготворила:
В картинах магия времен царила…
И словно виртуозный фантазер,
Как девочку слепой гипнотизер
Вел за руку с проворством бомбардира
Алмазный снег. | Не одиночество
Сотни длинных рук прозрачных и худых
С жадностью прожорливой волчицы
Рвут ночную темень тряпкой в лоскуты,
Обнажая свет молочно-белый.
Скрыл за грязным покрывалом чистый круг
Иллюзионист, парящий птицей, —
Гаснут бренно очертанья диких рук…
Воссоздастся и без ниток темень.
Ночь сольется с мраком каждого угла,
В ужас чернота окрасит стены —
Хлопнет крыльями трехглавого орла
Дух поэта, и одной не страшно.
Беспроглядность строчками стихов овьет…
Пусть луна ручища тянет снова —
Мне хоть тьма, хоть свет, хоть пламя, а хоть лед,
Если мой орел как бог лелеет.
Вместо роз поляны васильков и мак…
Руки — струны музыкальной вишни,
Осыпаемой мелодией впотьмах…
Я не сплю и в черном вижу нежность.
Мне ее рисует красками зари,
Перья окуная в бесконечность,
Гениальный спутник, даже целых три —
Музыкант, художник и писатель!
Как могу бояться черной западни?
Одиночество — неверный термин,
Потому что люди могут быть одни
Лишь когда не верят, что не одиноки. | О верлибре
Найти жемчужину среди ракушек бурых,
Разбросанных скупой фантазией волны,
Верлибрами на форумах литературных,
Трудней, чем долететь креветке до луны.
Искусственные крылья, спутники, ракеты,
И можно вместо звезд на ветках сфер висеть,
А липовые перлы в стихах верлибр-поэта —
Лишь тина вместо рыб наполнившая сеть.
Свидетельство о публикации №168799 от 8 января 2015 года | | беда...креветки..луна... | | Очень красиво и точно сказано о верлибре не в верлибре. Понравилось.) | для SULEN:
Спасибо :)
Приятно, что разделяете мое мнение об этой ветке стихосложения. | Лети креветкой на луну
Ну иль куда нибудь подальше
А лучше закатай губу
Чтоб мы не слышали той фальши
Где липовые перлы, блин
Летят как устрицы в ракетах
Их вышибает словно клин
Слабительное в туалетах. | для Lopolik:
:)
креветке на луну-супер:)
читать приятно:) и оригинал,и твое:) | для Lopolik:
Грязная концовка, и "блин" - не очень.
А устрицы в ракетахприкольно :) | для 7фиалок:
а он всегда так рифмует:)
...а мне понравилось:)
хотя искусственные крылья хотелось бы:)...если настоящие сгорели:) | | супер! | | [Сообщение удалено смотрителем ноктюррн // По просьбе автора темы. Пишите в своем топике.] | 254
Вот супер, такой чешуйни еще не видел, мне нра, пиши еще :) | для пейздесь:
для Lopolik:
Для фарса и флуда откройте свои топикин | Когда la femme снимает крылья света 1
Под стук колес за грязным стеклом мелькали едва позеленевшие ряды старых ветвистых акаций. Поезд незамедлительно несся через голые почерневшие от пожара степи, через поля зерновых, огражденные искусственными насаждениями, и казалось, что когда я сойду на конечной станции, то не увижу ничего кроме бескрайних просторов, сотканных из геометрических фигур, обрамленных акациями. Я знала, что еду в глушь — в богом забытый поселок с множеством заброшенных домов, откуда сбежали жильцы, как крысы с тонущего корабля, предчувствуя неминуемую опасность. Опасность носила экономический характер — истощение угольных пластов и как следствие закрытие шахты, служившей основным источником дохода местных мужчин.
Я — учитель математики и французского языка, и мне неплохо жилось в родном городе. Но по некоторым причинам личного характера я была вынуждена написать заявление на расчет, продать однокомнатную благоустроенную квартиру, окна которой смотрели на центральную площадь, и кардинально изменить свою жизнь, приняв одно очень заманчивое предложение, требующее переезда чуть ли не на край света.
Одним из действующих лиц, замешанных в невероятной истории, которую я собираюсь вам рассказать, стал мой попутчик. Его зовут — видимо его мама горячая любительница сериалов — Хосе Игнасио. Признаюсь, в первый раз это имя рассмешило меня, и я с легкой иронией слушала и рассматривала своего нового знакомого: светлые волнистые волосы; бесхитростное и оживленное лицо, как у школьника перед сдачей экзамена; крепкое тело. Он двигался с пластичностью гимнаста, неспешно, плавно и завораживающе. Тихий голос, красивое очертание губ, бесподобные глаза — хоть пиши портрет на память.
Тогда я еще и подумать не могла, какие злоключения поджидали нас двоих и не только нас, но не буду забегать наперед, скажу лишь одно: страсти разыгрались не хуже, чем в мексиканском сериале, и на каждое признание в любви приходилось по загадочному убийству. Самое обидное, что из меня хотели сделать козла (или козу!) отпущения, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы очистить своё имя и вычислить настоящего убийцу.
Хосе Игнасио держался сдержанно — ни намека на пошлость, никаких неприличных шуточек, слова подбирал внимательно и сразу произвёл впечатление серьезного молодого человека. В его светлых глазах цвета ясного неба светился высокий интеллект, как заснеженные пики Эвереста в солнечных лучах. Это незабываемое зрелище: кому приходилось воочию видеть горные пейзажи, тот поймет, как я была поглощена его взглядом. Не думайте, что я влюбилась с первого взгляда. Нет! Хосе Игнасио на одиннадцать лет младше, и по началу я в нём видела лишь интересного собеседника, а поскольку волей судьбы нам довелось более суток скрашивать одиночество друг другу, то мы нашли немало тем для разговоров. Учитель и доктор! Какие темы мы только не обсуждали!
Ни один мужчина, даже если ему всего двадцать четыре и он все еще студент, даже если не думает о женитьбе, — не может совершенно не интересоваться противоположным полом и совсем не задавать некорректные вопросы, на которые при других обстоятельствах я бы и не отвечала, но с незнакомцами всегда так легко говорить, и я рассказала о себе всё, что на тот момент всплыло в моём сознании:
Меня зовут Даша — Оливина Дарья Леонардовна. Разведена, детей нет. Бывший муж не знаменитый и известный во всем мире, но считал себя талантливым автором современной литературы. Опубликовал несколько книг за счет семейного капитала, но овчинка выделки не стоила — тысячи экземпляров громоздкими ящиками лишь занимали место в коридоре, где могла бы стоять новая мебель вместо трухлявого стола, подаренного свекровью на свадьбу. Я не из богатых — родители живут в селе. Получить педагогическое образование мне удалось лишь благодаря стремлению учиться, а не, как часто бывает, — крупным купюрам в зачетной книжке. Я люблю путешествовать, Флобера, Э.Золя и стихи с неимоверно красивыми образами природы, проявлением любви и страсти, а глав | а главное, что я могла бы сказать о себе — я за верность, справедливость, против лжи, и будь моя воля я бы не оставила безнаказанным никого, кто посягнул на чужую жизнь. Убийца должен быть наказан и никак иначе.
Если говорить о внешности, то не хочу вдаваться в подробности и в мельчайших деталях описывать ту жгучую брюнетку, что смотрит на меня с зеркала своими карими немного удивленными глазами. Для вас будет вполне достаточно знать, что моё лицо имеет приятный овал, оно не лошадиное, но ничего сверх особенного в нём нет: прямой нос; не тонкие, не пухлые губы. И, да, я пользуюсь только пудрой, потому что мой нос без неё блестит, и на нём виднеются черные точки. Я не бросаюсь в глаза мужчин яркостью макияжа, и единственный комплимент, который мне зачастую делают: «У вас красивые глаза», и ничего более. Скорее всего, я не блещу красотой, а только носом, лоснящимся без пудры.
Если вы еще не прибавили к двадцати четырём одиннадцать, то я облегчу вам задачу — мне тридцать пять лет, и за последние два года до начала описанных событий единственным мужчиной, с которым я могла поговорить по душам, был коллега преклонного возраста в костюме неопределенного цвета с наглаженными через влажную марлю брюками. Он был умён, но похож на увядший овощ, и я, естественно, видела в нем только друга. Если бы он был свежее, и на его желто-сером лице хоть иногда играла весёлая улыбка, дыхание не выдавало гниющих зубов и осанка не съежилась, как стручок созревшей фасоли, то я бы так сильно не расстроилась, когда злые языки приписали его мне в любовники. Чего только не выдумывали о нас, но я отвлеклась. Вернусь к тому, что хотела сказать, — с Хосе Игнасио я снова почувствовала в себе силы, я поняла, что безвозвратно упустила время. Оно сочилось сквозь пальцы как песок, а я по глупости думала, что впереди еще вся жизнь. Мне было и радостно и грустно совершить открытие, что я не утратила способности поддерживать живой разговор, что я всё еще интересуюсь мужчинами, и во мне оживает спящая женщина. Она как куколка спряталась где-то в животе, и я представляла, что в один прекрасный день распрекрасная бабочка захлопает крыльями, и я побегу в парикмахерскую делать прическу, потом за новым платьем, туфлями, сумочкой, и сброшу с себя как надоедливый кокон серость прошлого, связывающую по рукам и ногам в том настоящем.
Столь романтическим настроением я была обязана, как вы понимаете, Хосе Игнасио — доктору Эмирову, направляющемуся для прохождения практики в старый шахтерский поселок (чуть-чуть городского типа!). Одни уезжают, другие приезжают — свято место пусто не бывает. Хосе Игнасио поразил меня бодростью и неугасающим желанием говорить, говорить и слушать, слушать и снова говорить. А я всякий раз рассматривала его с восхищением, обращая внимание на каждую мелочь.
Хосе Игнасио был широк в плечах, мужествен и чертовски соблазнителен. Я отметила, что у него крепкие руки; красивая форма ладоней, пальцев; ухоженные ногти. Он носил кремовый свитер из натуральной шерсти с треугольным вырезом, из которого виднелся воротник молочной рубашки и сине-красный красивый галстук. Никогда не могла спокойно смотреть на таких мужчин — мысленно сравнивала со своим бывшим мужем, и готова была кусать локти из-за своего же безвкусного выбора. Хосе Игнасио предпочитал дорогую и модную одежду, — конечно, дело не в одежде, но его стиль удачно подчеркивал своенравный характер, финансовые возможности и с первого взгляда покорял разум, как тиран-завоеватель, разутюживающий извилины мозга вместо сожжения и сравнивания с землей захваченных территорий. Но со всей уверенностью, хорошими манерами, умением красиво говорить и казаться успешным и беззаботным, Хосе Игнасио что-то скрывал, недоговаривал, и по его небесным глазам проплывали грозовые тучи, придающие иногда отрешенный и даже измученный вид всему лицу.
Заведя разговор о семье Намистиных, — они пригласили меня работать репетитором для двойняшек-мальчиков — я прочла в глазах Хосе Игнасио настороженность и острую боль, словно | | словно одно слово, одно упоминание о Намистиных лезвием бритвы черкануло ему по горлу. Он побледнел, во взгляде засквозило беспокойство, и я ужаснулась столь резкой перемене. Не нужно было никаких иных доводов, чтобы прийти к заключению, что доктор Эмиров и семья Намистиных, мягко говоря, не дружат. | Когда la femme снимает крылья света 2
О трагедии, случившейся около семи лет назад, Хосе Игнасио рассказывал неохотно. В поезде от него я узнала совсем немного. Образ Вероники Наумовны Намистиной — моего работодателя, вырисовывался из обрывков противоречивой информации. Я не тянула Хосе Игнасио за язык, и он, как я позже убедилась в своих предположениях, специально окутал рассказ таинственностью. Как женщина я поняла, что к чему — их связывали любовные отношения, вот только мальчишки Вероники учились тогда в шестом классе, а значит, Хосе Игнасио был ей любовником — юным, пылким — и поэтому не хотел раскрывать этот маленький секрет без крайней надобности.
С той минуты мне не терпелось скорее прибыть в посёлок и увидеть ту, мысли о которой все еще терзают сердце сентиментального Хосе Игнасио. Разумеется, мы не ограничились парами предложений о Намистиных, и слово за слово опечаленный горестными воспоминаниями мой попутчик, сложив волю в кулак, рассказал мне немного о Намистиных — ведь я всё равно бы узнала:
— Намистины — одни из основателей шахтерского посёлка. Прадед мужа Вероники — Семёна Намистина — в середине ХХ века выстроил шикарное по тем временам поместье. У него было четверо сыновей и младшая дочь — Анна. Я помню её простодушное деревенское лицо, она любила детей и, будучи горбатой старушкой с клюкой, часто нас угощала яблоками, леденцами и свежеиспеченными пряниками. Мы жили по соседству, и моя мама часто повторяла отцу: «Не понимаю, как они еще не перегрызли друг другу глотки». Дело в том, что в общей сложности Намистиных тогда было тридцать восемь человек под одной крышей, и не важно, что дом двухэтажный, — там невозможно было уединиться ни на одну минуту. Завтраки, обеды и ужины проходили с таким грохотом ложек, что когда в тихий летний день они все усаживались за стол, об этом знал каждый. Впрочем, всё меняется. Когда я поступил в мединститут, в поместье оставались Семён с Вероникой и двумя малышами; его родной брат с женой и дочерью; и родители братьев. Остальные переехали в город; стариков похоронили, и троюродных братьев и сестер как будто ничего и не связывало.
Таким образом, мне предстояло побывать в старинном поместье Намистиных, что не могло не будоражить мысли, — я представляла его серым и мрачным, как замок Баскервилей в лунную ночь в сопровождении собачьего воя. Но Хосе Игнасио предположил, что, скорее всего, Вероника всё изменила, и от старины не осталось и следа. |
<<|<|8|9|10|11|12|13|14|15|16|17|18|>|>>К списку тем
|
