Форумы-->Творчество-->
<<|<|10|11|12|13|14|15|16|17|18|19|20
| Автор | Женские стихи и проза |
|---|
...
видимо, но это не меняет суть дела.
— Я подумала, что пора завязывать со стихами! — сказала мне Лилия бодрым и уверенным голосом. — Ничего нового я придумать всё равно не смогу. Всё уже придумано до нас! Колесо уже изобрели; оно круглое, и нет смысла искать уникальное строение стихов, новый метр, размер… а рифмы — какое слово ни возьми, его уже неоднократно использовались. Да и у меня теперь есть реальная любовь! Мне не нужно ничего выдумывать! Я больше не вижу прежней черноты одиночества и грусти, а без грусти — поэт не поэт. Да, во мне кипит сладость и поэтика любви, но я не хочу выражать её стихами — лучше поцелуями! Бессонными ночами! Музыкой не слов, а мелодией сердечного ритма, когда со мной рядом он! Он! Джеймс теперь мой! Как хочется сто раз об этом закричать, восклицая! Но без стихотворного ритма, без лишних слов, часто применяемых лишь с одной целью — заполнить пустое пространство для поддержания ритма при отсутствии нужных слогов. Я десять лет жила схемами пятистопных ямбов… считала ударные и безударные слоги, чертила палочки… окутывала свою грусть ненужной шелухой красивостей, излишествами, а в каждой строчке сквозило одиночество. Я была немного сумасшедшей. Даша, как же я его люблю! Сколько строк я написала с мыслями об одном его поцелуе! Сколько ночей обнимала подушку, мечтая обнять его! Три тысячи семьсот восемнадцать суток платонической любви! Я посчитала сегодня. Мою душу так и пронизывает чувствительность, но образы стали розовыми и светлыми, как облака на утренней зорьке, с золотистыми блёстками! Не найти мне уникальных слов, чтобы описать своё счастье, а подражать другим поэтам и выражаться избитыми фразами не хочу и не буду. Конечно, все поэты прошли через грусть, одиночество, любовь и счастье. До меня тоже любили. Любить — это не значит открыть новую вселенную; писать стихи — не значит быть гением. Какой я поэт?! Ну, писала рифмованную прозу с неимоверными образами, нарисованными простыми словами. Ничего уникального в моих стихах не было и нет. Ритм и рифмы… а сколько таких стихов на всей планете? Сколько поэтов зарегистрировано на литературных сайтах? И все они поэты?
Я не могла не заступиться. Стихи Лилии лично мне очень нравились, хотя и были странными. Они как многослойные картины: разглядел и понял один слой, а там уже второй, третий.
— Лилия, ты выделяешься на фоне других, — сказала я, но не потому, что Лилия стала мне подругой. Я говорила искренне. — Твоя фантазия вполне логична. Твои стихи как картины! Не для быстрого чтения — нужно вдумываться, и полноценные художественные образы предстанут перед глазами как явь! Твои стихи не пустые, и это самое главное.
— Как бы то ни было, со стихами покончено! — Лилия отчеканила последнее слово по слогам и повторила: — по-кон-че-но! Я начну писать рассказы, повести, замахнусь на роман минимум в восемь авторских листов! — она рассмеялась, краснея, и прикрывала ладонями не закрывающийся рот.
— Так-то лучше! А потом может и на стихи снова потянет…
Какое-то время мы еще продолжали говорить о современной литературе, о верлибрах, фантастике (эльфах и гномах), женских романах и о пустой трате времени писателей на поэзию и прозу. А если серьезно, не пустая ли это трата времени сидеть перед монитором и клацать по клавиатуре, перевоплощаясь в героев своих произведений? Не лучше ли провести время с пользой для здоровья и сходить с фотоаппаратом в лес, собраться с друзьями и порыбачить, или прилечь на диван с интересной книгой неизвестного классика (их же тысячи!)? И всё-таки писателями становятся те, кому чего-то в жизни не хватает. (Через год после описанных мною событий вышла в свет первая книга Лилии Оливер. Это был сборник прозы и лучшей поэзии Лилии, еще не знающей плотских утех. Не альманах, объединяющий под обложкой разношерстных авторов, а книга в твердом переплете с золотым тиснением, где от первой до последней странички все тексты Лилии — номинанта на звание «Писатель года».) | Когда la femme снимает крылья света 36
Gens de m;me farine.
Два сапога пара.
До отъезда оставалось пять дней, а неясность, кто же «гарпия» так и оставалась неясностью. Капитан Каратов вновь приезжал с допросами. Смерть Дифирамбова Элфи не несчастный случай, — заявил он.
Не отчитываясь в своих действиях, капитан предъявил мне разрешение на обыск. Что он хотел найти, не знаю. Никакими деталями дела Каратов не поделился, разве что сказал о карте Таро, найденной в кармане Элфи. Чувствовать себя одной из подозреваемых крайне неприятно, хочу вам сказать, но я сдержанно перенесла процесс обыска. Даже когда в ящике с моим нижним бельём рылись потные руки чужих мужчин, я стиснула челюсти и, глядя на часы, ждала, когда же они закончат.
Осматривая комнату с отклеившимися обоями, Канатов лишь вскользь обратил внимание на надписи на стенах:
— У меня в подъезде влюбленные пацанята всё обрисовали подобными сердечками. Саша плюс Маша — любовь! — хмыкнул он. — Окуневы что ли никого кроме Вероники и Миа не любили?
Его вопрос остался без ответа — откуда мне знать, кого еще любили Окуневы. Может, после оклейки стен обоями, они имена любимых вырезали ножичком на тополях.
Естественно, Каратову о духе Софии я не обмолвилась ни словом — побоялась, что примет за сумасшедшую. Вы бы наверно тоже не сильно распространялись по подобному поводу. Верно?
Всё вверх дном полицейские перевернули и на пустующей половине дома Окуневых, но их усилия не увенчались успехом. Не там искали!
Обыскивали также поместье Намистиных, дом Лилии, Фаины, Джеймса, Хосе Игнасио и Миа. Посёлок вновь оживился, загудел как пчелиный рой. В итоге капитан Каратов защелкнул наручники на нежных запястьях своей коллеги — Фаины Яблочной. Эта новость многих повергла в шок.
— Бессовестная… Плутовка… Убийца… — возмущалась горстка старух, слетевшихся как падальщики на дохлую кошку. — За что она бабу Каллисту задушила? Еще и коня шахматного ей в руки вложила… А пьянчужку Вислюкова за что? А Эмму? Может, и София не сама руки на себя наложила? Проклятая… и чем ей мэр наш мешал?
Дорогой мой читатель, вы себе не представляете, какие мысли роились у меня в голове. Меня молнией ночью не ударяло — я видела светящийся дух Софии, как вы сейчас видите черные буквы на белой странице. Даже если бы у меня были галлюцинации, то надписи на стенах в комнате с текущей крышей не исчезли. Миа с одной стороны — Вероника с другой. Они следующие — я была уверена на девяносто девять процентов, но уверенности в том, что руки Фаины совершат эти убийства, у меня не было. А если не она, тогда кто? Не София же своими голубо-фиолетовыми прозрачными ручонками с неоновым свечением?! Вам наверно, хорошо известна пословица: «Бог шельму метит», так? Поскольку я почти с самого начала пришла к выводу, что убийца женщина, а не мужчина, то чисто теоретически убийцей должна была бы оказаться именно Фаина. Хотя бы потому, что я точно знала, что убийца не я; не Вероника, потому что её хотят убить; не Семён, потому что он мужчина и сам мне рассказал то, что не стал бы рассказывать, если бы планировал убить жену; не Лилия, потому что у неё нет мотива совершать серию убийств; не Джеймс, потому что он не расчетливая женщина с холодным умом; не Хосе Игнасио, потому что я его люблю и безгранично доверяю; и, вопреки подозрениям, не Миа, потому что она тоже должна умереть.
Я подумала — вдруг божья метка и легла каким-то образом на Фаину. Не спроста же капитан Каратов увёз её в отделение. Конечно, оставалось только догадываться, что он нашел у неё дома: колоду карт Таро? Яд? Перчатки? Биту со следами крови? Оставшуюся часть украшений Намистиных? Веревку идентичную той, на которой висело тело Софии? Или дневник с подробным описанием своих злодеяний? Что-то же послужило меткой. Иначе Каратов бы точно не воспользовался наручниками — Фаина ведь нравилась ему как женщина.
Вечером Шерлок Холмс проснулся в Хосе Игнасио. Он не любитель строить догадки, но ввиду последних событий и он, шутя, попытался воссоздать картину пяти убийс | ... убийств. Получилось комично, что и встревожило меня. Слишком много белых пятен:
— Допустим, Фаине надоела фамилия Яблочная, и захотела она стать Намистиной. «Не хочу быть черной крестьянкой, хочу быть столбовою дворянкой!», но тут без старика с неводом не обойтись! Долго думала она, как от соперницы избавиться, но ничего умнее не придумала, как отравить Веронику, добавив в коньяк слабительное, успокоительное, энергетический напиток и упаковку ацетиленовой кислоты, которую местные старушки в закупорку помидор добавляют. Взболтала приготовленное зелье, пошептала над ним, пошаманила, и давай со шприцем играться: уколы шоколадным конфетам делать, пробку прокалывать и наблюдать сквозь мутное стеклышко, как яд шипит, с коньяком смешиваясь. Ну, такое и любой школьник мог сотворить — в Интернете чудо-рецептов тьма тьмущая. Вопрос: неужели других методов нет? На сумасшедшую Фаина не похожа… Хотя, она могла прийти в гости к Намистиным с отравленным сюрпризом и проконтролировать, чтобы никто лишний ненароком не отравился, но сами подумайте, это было бы непросто. Но, опять же, отравить проще, чем застрелить или ножом по горло чикнуть — всё же без крови. И вот Фаина приходит к Намистиным, и коньяк с конфетами пометила, чтобы самой не отравиться, и всё идёт по плану, но Семён ни с того ни сего хватает первый попавшийся коньяк с конфетами и сломя голову бежит к Даше. Фаина теряет самообладание, но ничего поделать не может: не знает, куда сюрприз подевался, а пальчики то свои оставила. Охватила её злоба злобная и, будь что решила она, что другого подходящего случая ждать долго придётся и осуществить задуманное нужно непременно в тот же день. Побежала она в поликлинику, чтобы в аптечном киоске купить ингредиенты для нового зелья, но столкнулась с Каллистой Зиновьевной на пороге. «Ты чего это, Фаиночка, бледная такая? Случилось что?» — спросила старушка, а Фаина хвать её за горло и за угол, как лишнего свидетеля: задушила безжалостно и еще и шахматного коня в руку всучила, чтобы следствие запутать. А коня она нашла накануне где-то под диваном — закатился после последней партии. И вот монстр Фаина, лишив невинную старушку жизни, пришла в себя — нельзя же у Миа покупать нужные компоненты: сдаст же с потрохами, и вернулась она к Намистиным. Прогорел план. Не учла Фаина того, что Ян Вислюков видел её и с презентом, и на месте преступления. Как ни крути, но Ян Вислюков, как пить дать, знал, кто убил Каллисту Зиновьевну и принёс коньяк Намистиным. — Хосе Игнасио сказал это вполне серьезно. — Только Фаину ли он гарпией назвал? Фаину и Эмму? Или Фаину и Софию? Или не одна из них не гарпия? Допустим, Фаина — первая гарпия, типа «дочь пророка Александра» (был ли такой пророк?), а Эмма — вторая, типа «зелье». Насчет Эммы Вислюков мог ошибиться, да? Но никто не подумал, что от Эммы жестокая Фаина избавилась, как от соучастницы! Фаина, насмотревшись детективов, решила перехитрить следователей, обвести вокруг пальца всех и всякого. Она устроила и шоу со свечами, и губную помаду с платком украла, и Яну по голове дала, чтоб языком не болтал лишнего; разула и вместе с одним носком ботинки домой уволокла, чтобы и над ними пошаманить. А еще Фаина Эмму недолюбливала, вот и подписалась буквой «Э» под надписью «ведьма». Злобная дамочка! Она никого не любит: ни Веронику, ни Семёна, ни Эмму. Ей бы поместье, а то двух домов ей мало — нужен еще и третий (двухэтажный!). И вот настала пора избавиться от Вероники и сейф за одно обчистить, а код от замка она по хитрости своей лисьей выведала у Семёна за шахматами… но опять не судьба — Вероника с Элфи развлекалась, пока Фаина вместо неё Эмму убивала. И какая она продуманная всё-таки: собак отравила, Эмму медицинским спиртом облила и подожгла… послание помадой на французском оставила, платок подбросила — ну, чем не профессионал! А знаете, по-моему, София была всё-таки соучастницей «гарпии». Они вдвоем орудовали в поместье! А Яна Вислюкова убила София, а не «гарпия» — непреднамеренно. «Гарпии» и руки об него марать не при | не пришлось. Сама же София и повесилась из-за чувства вины, а «гарпия» осталась, и не успокоиться она, пока Веронику с дороги не уберёт. Вот и задумала на этот раз убить сначала Элфи, чтобы настрадалась Вероника перед смертью. Коварно. «Гарпия» сумасшедшая. Я не удивлюсь, что Вероника умрёт, а у Фаины будет стопроцентное алиби — она же за решеткой. Поспорим на бутылку коньяка, что Фаина не виновата!
— Кто же тогда? — в один голос спросили я, Лилия и Джеймс.
— Я не детектив — не знаю, — ответил Хосе Игнасио.
Так мы дотемна думали-гадали, но так и не пришли к согласию. Джеймс предположил, что сумасшедшей «гарпией» могла бы быть Миа; Лилия уверена, что Веронике никто и ничто не может угрожать, кроме духа Софии (она считает Софию единственной «гарпией»); я растерялась (если не Фаина, тогда кто? — Сам Семён, что ли?).
Когда la femme снимает крылья света 37
Rien de nouveau sous le soleil.
Ничто не ново под луной.
Приближалась ночь. Особенная, неповторимая, романтичная. Я для себя решила, что хватит с меня и двух ночей-контактов с призраком Софии, и невинно добилась того, чтобы Хосе Игнасио пригласил меня к себе, считая эту идею полностью своей. Какой же он доверчивый и нежный! С ним и я двадцать лет с плеч скинула как воздушную шаль. Сначала мы гуляли по берегу, любуясь тонким месяцем, повисшим над мрачным взбалмошным лесом: шумела листва, скрипели сухие ветви, а соловьи еще молчали — ждали наверно, когда духоту сменит прохлада. В бледном освещении мы увидели шуструю белку. Жаль, я не взяла с собой фотоаппарат! Белочка перебежала нам дорогу и по корявому стволу старого развесистого дуба взобралась на самую макушку, потом ускакала, перепрыгивая с ветки на ветку. Могучие стволы деревьев сливались с темнотой, и листья как почерневшее серебро тоже темнели, излучая слабый металлический блеск ночи.
— Белка перебежала нам дорогу! — с детской радостью в голосе воскликнул Хосе Игнасио.
— Всё лучше, чем черная кошка! — ответила я с задором и посмотрела на привлекательный профиль своего любимого.
Его красивое лицо было молодо, подтянуто, а я… старше на одиннадцать лет. Хосе Игнасио почувствовал мой взгляд и, казалось, прочитал мысли. Он остановился и повернулся ко мне лицом, застенчиво улыбаясь:
— Ты моя вторая половинка… — прошептал он и поднес к губам мою руку. Пылкие поцелуи заставили меня трепетать, и я прильнула к его груди. — Мне никто кроме тебя не нужен.
Мы стояли на дорожке, укатанной редкими машинами приезжающих порыбачить. Вокруг сгущались деревья, сливаясь с непроходимыми дальними чащами; пахло душистым сеном; в траве прыгали кузнечики… Мы были наедине с природой!
Хосе Игнасио, пересилив стеснение, всякий раз ненадолго появлявшееся в нём, когда мы оставались одни, плотнее прижался ко мне животом, и сладкими умопомрачительными поцелуями покрыл мою шею, щеки и губы. От его ласки я задыхалась и мурчала как довольная кошка.
Если вам не интересно читать подробности, то можете смело пропустить следующий абзац. Вкратце скажу вам лишь одно: Хосе Игнасио был героем двадцать семь секунд, а потом мы делали друг другу эротический массаж, покрывая разгоряченные любовью тела поцелуями, но во второй раз за ночь ничего не получилось. | Шифоновое платье и хлопковая рубашка отделяли наши сердца, выпрыгивающие за грани возможного. Они стучали в унисон всё сильнее и сильнее, и я чувствовала, как второе сердце Хосе Игнасио, горячее и твердое как камень, билось, прижатое к моему паху. «Я готова раздеться перед тобой и позволить делать со мной, что пожелаешь», — прошептала я ему в диком исступлении, и он, не теряя ни минуты, взял меня на руки и понёс в чащу с молодыми зелеными зарослями орешника, в пяти шагах от дорожки. Его крепкие руки прижимали меня; мышцы напряглись; в мимике и в горящем взгляде не было боязни и сомнений — любовь, надежда, возбуждение, и никаких опасений, что что-то пойдёт не так. Кусты как занавес, свежая трава — постель. Хосе Игнасио снял рубашку и расстелил её, оголив мужественный торс, освещенный молочным светом месяца. Он нерешительно протянул мне руку и заботливо усадил, поглаживая по плечу и не произнося ни слова. Его руки медленно скользили по гладким ножкам от щиколотки до кружевного края белья. Не торопясь с платьем, Хосе Игнасио подался вперед, снова обжег мои губы хмельным поцелуем, и я сама улеглась, увлекая Хосе Игнасио за собой. В волосах ломались стебли травы; пахло свежестью и мёдом; Хосе Игнасио склонился и медленно и терпеливо расстегнул молнию на боковом шве, обжигая горячим учащенным дыханием кожу, шепча безумные слова и целуя, целуя, целуя... Я почувствовала прикосновение двух обнаженных тел; дразнила Хосе Игнасио, играя его мешочками, как шарами для перекатывания. Его второе сердце подрагивало, маленькое, горячее, нежное, чувствительное и ощупь как крутое тесто, раскатанное колбаской. «Можно войти?» — смешно прозвучало, но я не засмеялась, а лишь крепче обняла его за спину, прижимая к себе. Я закрыла глаза, желая только чувствовать, и его плоть неторопливыми легкими толчками наполнила меня. Раз-два. Его бедра заходили вверх-вниз, и волны блаженства окатили всю меня. Три-четыре-пять. Не в силах сдержать сладострастные стоны, мы прервали поцелуй, но ритм движений не сбился. Шесть-семь-восемь. Во мне таяли «вековые ледники». Девять-десять. Сверчки проникли в мозг и играли на скрипках Моцарта. Одиннадцать-двенадцать. Движения всё мощнее и настойчивее, будто тараном выбивают ворота неприступной крепости. Тринадцать-четырнадцать-пятнадцать. Жар как раскаленная лава извергающегося вулкана. Шестнадцать-семнадцать. Я без остатка поглощена жаркими волнами страсти. Восемнадцать. Бессвязные выкрики рвутся наружу, но застревают в горле. Девятнадцать-двадцать. Хосе Игнасио сбавляет обороты. Двадцать один. Не останавливайся! Двадцать два. Он поднажал и выплеснул пульсирующий поток накопленных сладострастных волн удовольствия. Двадцать три… двадцать семь. Моя страсть, правда, еще не вся выплеснулась, но позже Хосе Игнасио компенсировал считанные секунды долгими часами нежности и ласки. Мы до двух часов ночи не размыкали объятий, не слыша соловья, не видя звезд — нас окутывал розовый туман наслаждения в малиновом звоне. «Я люблю тебя, мой нежный доктор» — призналась я, и меня ничто не разочаровало. Всё было в тысячу раз лучше, чем двадцать пять минут секса без прелюдий и последующих ласк. Никакой Хосе Игнасио не импотент! Я им довольна.
Утром я проснулась на раскладном диване в серенькой комнатке с пыльной тумбочкой, старым телевизором и книжным шкафом на ножках. Под двумя ножками виднелись газетные прямоугольники, подложенные из-за неровного пола, чтобы дверцы не перекашивало. Хотя шкаф, набитый литературой прошлого века, все равно бы не перевернулся, даже если бы возле него школьницы прыгали через резинку.
Хосе Игнасио спал как младенец, свернувшись клубочком, пождав ноги к животу. Спящий он был похож на ягненка из басни А.Крылова! «Когда светлейший Волк позволит, осмелюсь я донесть, что ниже по ручью от Светлости его шагов я на сто пью; И гневаться напрасно он изволит: питья мутить ему никак я не могу». Такая же беззащитная лапочка! И захотелось мне, как в американских фильмах, принести Хосе Игнасио кофе в постель. Дурная затея — | Дурная затея — выражать свою любовь, благодарность, заботу и внимание чашкой кофе в постель, но я под влиянием вбитых в сознание стереотипов встала и на цыпочках пошла искать кухню. К счастью пол и не скрипнул и я, поставив чайник, сначала умылась и почистила зубы, а потом приготовила кофе и разбудила Хосе Игнасио, всё-таки приятно его удивив. Так начинался новый день. До отъезда оставалось четыре дня.
Когда la femme снимает крылья света 38
Il vaut mieux faire envie que piti;.
Лучше быть предметом зависти, чем сострадания.
На похоронах Элфи мы с Хосе Игнасио не присутствовали, но Лилия и Джеймс, как давние друзья, ездили и на кладбище, и в столовую поминать. О том, что прогноз Софии наполовину сбылся, я и узнала от Лилии. Бедняжка, она так была взволнована увиденным, что голос вздрагивал и лицо вытягивалось из-за приоткрытого рта и приподнятых бровей.
— Джеймс прав, Фаина не «гарпия», — таинственно она прошептала и перешла на тонкий голос, настолько тонкий, что я сосредоточенно внимала каждое слово. — Круг замкнулся. Вероника мертва. Её отравили. Убийце незачем продолжать убивать, если цель достигнута, а цель ведь была Вероника, в этом уже никто не сомневается.
Мысленно я перебрала в голове все имена: Каллиста Зиновьевна Окунева, Вислюков Ян Тарасович, Зельева Эмма Руслановна, Булавкина София Томасовна, Дифирамбов Элфи Евгеньевич и Намистина Вероника Наумовна — мертвы. Шесть смертей за сорок дней, и если верить призраку Софии, то Миа — седьмая. Я вдруг подумала, что её нужно предупредить об опасности, а потом эту мысль сменила другая: мне было интересно, при каких обстоятельствах умерла Вероника. Но и эта мысль не задержалась дольше пары секунд. Меня мучил, терзал вопрос, кто же убийца — кто «гарпия». Если не Фаина и не Миа, то остаются всего четыре человека, подозревать которых мне совершенно не хочется: Эмиров Хосе Игнасио, Бонитетов Джеймс Игнатович, Намистин Семён Романович (три мужчины!) и Лилия Владимировна Оливер (женщина! Поэтесса! Не от мира сего). Кто же «гарпия»?
Лилия заметила мою растерянность и, взяв меня за руку, потащила к дивану.
— Садись, — скомандовала она. — Еще не хватало, чтобы и ты без сознания на пол рухнула. — Я присела. Лилия продолжала: — На кладбище с Вероникой творилось нечто ужасное. Она то визжала как резаная, то захлёбывалась сухими рыданиями, то набрасывалась с поцелуями на посиневшие лицо и руки Элфи, и всё проклинала какую-то завистницу, не называя имени. Под конец она не подпускала никого к гробу, и не позволяла начать опускать его в могилу, затягивая и без того затянувшееся драматическое прощание. «Я накажу убийцу!» — заявляла она неоднократно. Её успокаивали подруги из города. Семён, не вытаскивая рук из карманов, ходил поодаль и нервно сплёвывал всякий раз, когда я смотрела в его сторону. Не представляю, как он себя чувствовал, но старушки, не пожалели его и, не стесняясь в выражениях, говорили всё, что думали о трагедии Вероники. «Ишь ты как любовника оплакивает, и это то при живом муже!», «Ну, и дурак Семён, что женился на развратнице!», «Нечего прелюбодействовать! Бог не Тимошка — видит немножко!» и тому подобное. Не углядела я, кто Веронике стакан воды подал (кто-то из подружек её, скорее всего), не видела и того, с какой бутылки эту воду наливали (жарко было — мы с Джеймсом тоже по бутылочке минеральной воды купили, перед тем как в автобус сесть). Но, похоже, кто-то напоил Веронику ядом… или она сама отравилась. Вероника на глазах осунулась, побледнела и легла в гроб, укрывая собой покойного Элфи. Вытянула ноги и до потери сознания сопротивлялась, чтобы её не разлучали с Элфи. «Закопайте меня с ним» — молила она, задыхаясь, и тут уже многие поняли, что её здоровью что-то угрожает. Подбежал Семён, растолкав всех. | «Отойдите дальше!» — потребовал он и, выхватив бутылку воды из рук бабы Маши (что через дом от тебя живёт), наклонился над Вероникой. Она упиралась и не желала вставать, дышала тяжело и громко. Он открутил колпачок, набрал воды полон рот и окатил и Веронику, и посиневшее лицо Элфи сверкающими брызгами. Вероника приподняла голову и затаила дыхание. Семён схватил её, и в один миг она уже лежала на истоптанной траве, бледная, с застывшим ужасом на лице и широко распахнутыми глазами. «Пить» — попросила она, еле оторвав руку, протянула её вперед и тут же опустила обессилено. Собравшиеся загалдели, переполошились. Бывшая жена Элфи отдала распоряжение начать погребение. Держалась она похвально. Возможно, и скрывала недовольство и возмущение, но на вид ничего кроме скорби на себя не напускала. — Лилия тараторила без умолку, но я вставлю словечко. Я ненадолго подумала, что «гарпией» могла бы оказаться и бывшая жена Элфи. — После того, как Семён напоил Веронику, Вероника скривилась от рвотного рефлекса и, повернув голову, вырвала мутную пенную жидкость. Семён схватился за телефон, и вызвал скорую помощь, а Вероника тем временем лежала, не шевелясь, будто отдавала Богу душу. Близко подойти я опасалась — всё равно не смогла бы ничем помочь, а Миа подошла. Она опустилась перед Вероникой на колени и, зажав её ладонь в своих руках, взглянула на Семёна взглядом полным упреков и, как мне показалось, гордыни. Они так и стояли друг напротив друга на коленях, а между ними умирала Вероника. Они поили её водой, она раскрывала рот, но ворочала головой во все стороны, как в бреду, и вода текла по её бледному лицу, по шее, на черные волосы, на черное платье. Семён гладил Веронику по щекам, рукам, коснулся живота, и она оттолкнула его обеими руками, словно он ей осиновый кол вбивал, а не гладил. Семён что-то говорил о том, что Вероника запивала успокоительное коньяком, что ничего не ела. Он выражал надежды, что всё обойдется, что это стресс, отравление в легкой степени, но состояние Вероники ухудшалось на глазах. Она постанывала, изредка вскрикивая, прогоняла Миа, отталкивая то её, то Семёна. Оба не отходили от Вероники, а её трясло, взгляд обезумел. Она хваталась за Семёна и Миа, сжимая их запястья хваткой коршуна. Суставы на её тонких пальцах белели, как на обглоданных костях. На неё страшно было смотреть. С одной стороны Вероника — с другой уже бросали землю в могилу. Я не выдержала и подбежала к Семёну. «Дай ей больше воды, — потребовала я, — пусть очистит желудок», но Вероника бессильно закрыла глаза и легла, расслабившись, сложив руки на груди, и тихо прошептала: «Не надо». На её лбу выступили крупные капли пота. Тело содрогалось в предсмертных конвульсиях, но я до последнего не верила, что Вероника умрёт. Последней её фразой было: «Я приду за ней, София, как и ты, пришла за мной». — Дух Софии! Она и Веронике являлась. Мне стало не по себе. Лилия, не обращая на меня внимания, говорила: — Больше ни слова не слетело с её уст. Только слабые стоны. Семён, не скрывая скупой слезы и дрожи, поглаживал свою жену по серой тусклой коже, шепча: «Мы сами загнали себя в тупик. Если бы ты любила только меня…» Он осознал, что их свободная любовь убила их семейное счастье, а вышло так, что и Веронику тоже убила их свободная любовь.
Лилия задумалась, глядя отрешенным взглядом сквозь меня.
— И что врачи ничегошеньки не смогли сделать? — спросила я. — Они опоздали?
— Скорая приехала быстрее, чем за пятнадцать минут, но к их приезду Вероника вся покрылась зеленовато-серыми пятнами и не подавала признаков жизни, хотя пульс еще прощупывался. Её отнесли на носилках в машину, но… о том, что Веронике уже ничто не поможет, мы узнали прямо на кладбище. Она умерла в машине скорой помощи.
— Убийца довёл до конца начатое. Какой настойчивый… или настойчивая, — вслух подумала я, но вопрос о Миа так и витал в воздухе.
— Да, наверное, но не факт. — Лилия закачала головой. — Не исключено, что Вероника перед похоронами выпила горсть таблеток и, действительно, запила коньяко | ... запила коньяком… а на жаре её состояние могло усугубиться. Плюс моральное неравновесие — вот она и поплыла… по течению… следом за Элфи.
— Слишком много несчастных случаев за последнее время, — констатировала я, — и самое интересное, что капитан Каратов зря арестовал Фаину. Это не она «гарпия»!
Лилия пытливо посмотрела на меня:
— Но кто же? Не сумасшествие ли верить, что дух Софии и есть та «гарпия», о которой говорил Вислюков? Джеймс убедил меня, что это безумство! Я, конечно, верю, что есть нечистая сила, ведьмы, ведуньи, знахарки, верю в существование души, в ангелов и в Бога, даже верю, что душа самоубийцы может склоняться по свету, как и души людей, умерших насильственной смертью… София и ко мне приходила — я чувствовала её присутствие… Мне страшно подумать, что призрак мстит.
Я не хотела еще сильнее пугать Лилию, но утаивать о контакте с призраком я больше не могла:
— София приходила и ко мне, — призналась я.
Лилия подсела ближе:
— И ты мне ничего не рассказала? Когда это было? Что она делала? Ты испугалась? — завелась она.
— Это было прошлой ночью во время грозы. Она ждала меня, расхаживая по кругу в той комнате, где стоял гроб Каллисты Зиновьевны. Я не просто чувствовала её — я её видела. Она будто вокруг гроба ходила.
— Какая она?! — Лилия плеснула в ладоши.
— Прозрачная, как привидения в мультфильмах; немного светится, как тусклая неоновая вывеска; свечение голубо-фиолетовое; была абсолютно голой, и признаюсь, я немного испугалась. Мне трудно было поверить, что ко мне явился призрак, что я вижу его так же отчетливо, как тебя сейчас. В твоём доме я её не видела, но она приходила — это несомненно. Мне кажется, что духи разговаривать не умеют. Софии не хватает разговоров. Она хотела со мной поговорить… тебя — напугать. Она сердится, что Джеймс разорвал с ней отношения, что он с тобой… Со мной она тоже ласкова не была. Не понимаю, зачем она мне показала имена…
— Какие имена? — Лилия нетерпеливо перебила меня.
— Помнишь, ту комнату с отклеенными местами обоями? Во время грозы все полоски обоев как по волшебству, колдовству или еще по каким-то магическим явлениям, рухнули на пол, шурша. В этом треске и шорохе я словно слышала гласные буквы, но ничего так и не разобрала. Шел дождь, гремел гром, сверкала молния, передо мной стоял светящийся призрак, а по периметру комнаты падали обои. Я не говорила об этом из опасения, что вы меня на смех подымите, но смерть Вероники убедила меня, что София знает больше нас. Она показала мне два имени на противоположных стенах: на одной — Миа (плюс зарисованное имя равняется любовь), а на другой стене — Вероника, а вокруг сердце со стрелой.
Лилия приоткрыла рот:
— Миа и Вероника, — тихо произнесла она. — Миа убийца или Миа тоже умрет?
— Меня смущает, что дух Софии сначала указал на стену с надписью «Миа», а потом только — «Вероника». Вероника уже мертва. То есть она первая…
— Шестая! — поправила меня Лилия.
— Я имею в виду, первая из пары имен Миа — Вероника. Но это еще не всё. Потекла крыша; я принесла таз, а сама пошла приготовить себе чашку ромашкового чая — приход Софии потряс меня. Так вот, когда я вернулась, в тазу мутью было написано: «Они составят мне компанию». Компанию! София их заберёт с собой! Вот, что я думаю, но совершенно ничего не понимаю. Фаина за решеткой — отравить Веронику она не могла; Миа по идее следующая жертва; я не подозреваю тебя и Джеймса; не подозреваю Хосе Игнасио; я знаю, что я точно не причастна к убийствам; Семён… мне тоже кажется положительным человеком. Но сердце мне подсказывает, что убийца среди нас. Не может дух отравить человека… и с Миа что-нибудь сделать.
— Ты меня пугаешь, — Лилия медленно сползла с дивана. — Из нас! Если только сам Семён… а Фаина сообщница. Зачем им только убивать медсестру? — Лилия подошла к окну с отрешенным взглядом и, одернув занавеску, оперлась о подоконник. Я же сидела на диване, собираясь с мыслями.
— Как думаешь, рассказать Миа, о том, что мне известно? Я не уверена. Может, лучше не знать об угро | ... об угрожающей опасности, чтобы не мучиться перед смертью и провести последние отведенные дни в привычном режиме? Или рассказать? Ага! Она скажет, что я сошла с ума, если я ей расскажу всё! — я нервно смеялась, но мне было жутко неприятно думать и говорить об убийствах и призраке.
— Давай вдвоём сходим к Миа… а там по обстоятельствам…
Когда la femme снимает крылья света 39
Qui vivra verra.
Поживем, увидим.
Так и решили сделать, но поговорить с Миа с первого раза не удалось — не вышла она к нам; собака лаяла-лаяла; постояли мы пару минут у закрытой калитки и по домам разошлись, а ближе к вечеру снова пошли с «миссией предсказателей судьбы». Во второй раз повезло: Миа откуда-то возвращалась легкой походкой в своём длинном голубом платье с широким малиновым поясом. Увидев нас обеих, она едва заметно сдвинула брови, и её смуглое лицо, будто созданное из миллиона мелких обтекаемых кубиков, переформировалось в маску напыщенного безразличия. Губы бантиком с опущенными вниз уголками. Глазки прищурены. Доля секунды, и всё кардинально изменилось — лицо не выражало ничего.
Как же начать разговор? — думала я, но Миа оказала мне услугу, заговорив первой.
— Чего это вы высматриваете здесь? — спросила на одном дыхании.
— Тебя поджидаем, — призналась я чистосердечно.
— Меня?! — она улыбнулась хитро и вопросительно. — Вот как! Я немного задержалась в городе. Двоюродной племяннице куклу в супермаркете выбирала.
Я в детские годы, страсть как, любила куклам платья шить! Ненароком заметила я, что в пакете находилась отнюдь не кукла, то есть не привычная Барби, не резиновый младенец с кривыми ножками — это был мужчина, солдат в камуфляже, бронежилете, в каске и с автоматом! И это подарок для девочки?!
— Неординарная куколка для племянницы! — не сдержалась я.
Губы Миа растянулись в многозначной улыбке. Глаза блеснули как у хищника перед прыжком на жертву:
— А что здесь такого? Чем бы дитя не тешилось… А я вам зачем, собственно говоря, понадобилась?
Трудно было прямо взять и высказать всё, что думала, — я нерешительно поглядела на Лилию. Лилия утвердительно кивнула, мол, давай, скажи ей.
— Дело в том, — начала я и тут же прервалась. Синь вечернего неба, заборы, деревья, стены и крыши домов, кустарники, виноградники, клумбы — всё слилось в единую картину, написанную долго сохнущим маслом, и кисть-невидимка водила по холсту, смешивая последние светлые пятна заходящего солнца с грязно-коричневыми красками. Что за ерунда? Я зажмурилась, потрясла головой, но, открыв глаза, убедилась, что ничего не изменилось. Краски еще сильнее сгущались. — Затмение что ли? — спросила я, глядя то на Лилию, то на Миа.
— С тобой всё в порядке, — забеспокоилась Лилия.
Миа повела бровью с растущим подозрением во взгляде.
— Помутилось всё перед глазами, — тихо ответила я. — Ничего. Миа, я просто хотела сказать тебе, что… что у Каллисты Зиновьевны, в той части дома, где я живу, твоё имя написано на стене маркером… а на противоположной стене — имя Вероники.
— И что из этого? — нетерпеливо поторопила меня Миа, высоко подняв брови и наморщив лоб горизонтальными неглубокими складками.
— Ты следующая жертва «гарпии», — серьезным голосом диктора чрезвычайных новостей ответила вместо меня Лилия. — Будь осторожна!
Миа, закинув голову назад, громко расхохоталась заливистым звонким смехом. Выбившиеся из длинных черных кос тонкие волнистые пряди трепал ветер; платье зашелестело; ей бы еще руки поднять к небу и прочитать заклинание на татарском, и чтобы молния непременно разразилась — настоящая ведьма; гарпия.
— Умора с вами, девки! — Миа сквозь смех еле связала три слова. | С усилием я одернула её, заставив прекратить смеяться:
— Я бы на твоём месте не играла с огнём, — предупредила я и развернулась, чтобы уйти. У меня отпало желание объяснять Миа подробности.
— Не волнуйтесь. Я ношу заговоренный амулет — гарпии мне не страшны! — самоуверенно прозвучало в ответ, и тут в моей голове что-то щелкнуло.
Эта кукла-солдат могла послужить Миа — внучке местной ведьмы, дочери Даниила, гарпии, в конце концов, материалом для обряда. Для какого? А почему бы ей, избавившись, наконец, от Вероники, не приворожить Семёна? Или Хосе Игнасио? Или третьего кого-то? Эта мысль лишили меня дара речи. Я проанализировала всё, что знала, все догадки, подозрения, мотивы — Миа больше всех подходит на роль мстительной ведьмы и сумасшедшей убийцы. София призраком приходила ко мне указать имена. Почему мне? По воле случая? Потому что только у Каллисты Зиновьевны эти два имени были написаны на стенах? Для чего было посвящать меня в эти тайны? Чтобы я предупредила Веронику и Миа? Веронику София ненавидела; она желала ей смерти и не препятствовала бы свершению, как она считала, правосудия. А вот Миа? В чём секрет? Неужели София знала, что я расскажу ей? Неужели на это и рассчитывала? Зачем? Чтобы Миа боялась, остерегалась? Чтобы ею овладело беспокойство, и она натворила глупостей? Чтобы сама себя убила или посодействовала этому? — Да уж, у меня опять закипел мозг от вопросов.
— Идём, — спокойный голос Лилии вывел меня из задумчивости. Миа вильнула хвостом и, всё еще смеясь, скрылась за калиткой.
— Ты видела, как ведьмы насылают на людей болезни, прокалывая острыми спицами ноги, голову, сердце? — спросила я у Лилии шепотом.
— Ты думаешь… — Лилия не продолжила.
— Я думаю, что Бог шельму метит. У меня всё поплыло перед глазами — чем не знамение? А эта кукла в солдатской форме, чем не копия Семёна Намистина? Солдат с автоматом и охотник с ружьем — почти одно и тоже! Убив Веронику и подставив Фаину, Миа очистила себе дорогу. Возможно ведь? Каллиста Зиновьевна — это как шампунь два в одном: и случайный свидетель, и давняя обида; Ян Вислюков тоже случайный свидетель, но его могла убить и София из-за ссоры, как она написала в предсмертном письме; Эмма — несчастный случай, и Миа с Софией действовали за одно, но София сломалась; Элфи — жестокая месть Миа Веронике; Вероника — первостепенная цель. Но Миа перегнула палку. Она слишком далеко зашла в своей мести. Даже если Вислюкова убила София, а потом сама повесилась, то четыре убийства на совести Миа, и её покарают высшие силы за причиненное людям зло.
— Ты не хочешь, капитану Каратову рассказать своё виденье? — испуганно произнесла Лилия.
— Рассказать ему про призрака и буквы мутью в тазе с водой? Нет! Он не поверит; засмеёт; еще чего доброго направление в психбольницу выпишет. Если бы я могла доказать свои слова — да, я бы не молчала, но у меня доказательств нет — только догадки. Что если у Миа действительно есть племянница, которая играет мальчишескими игрушками? Что если не собирается она привораживать Семёна? Что если это у меня крыша совсем поехала, если я подозреваю хрупкую молодую медсестру в убийствах? Но я почти уверена, что Миа та гарпия, о которой говорил Ян Вислюков, и кажется мне, что недолгой будет её жизнь, и вообще молодость и экзотическая красота.
— Какая же ты мнительная, Даша, — упрекнула Лилия. — То подозреваешь, то оправдываешь!
— Я не уверена, вот и всё, — призналась я, — но Миа я и раньше подозревала, особенно после случая с Эммой, моей помадой и выкраденным платком. Ты не задумывалась, почему именно мои вещи использовали? Почему меня очернить хотели?
— И почему же? — наивно совсем по-детски пробормотала Лилия, напомнив мне голос Румянцевой, озвучивающей зайца из «Ну, погоди».
— Из-за Хосе Игнасио! Она глаз на него положила, а он за мной бегал! К тому же Хосе Игнасио пожаловался ей, что Семён лишил его мужской силы тогда после истории с Вероникой. Это подлило масла в огонь, и у Миа шарики за ролики зашли…
Мы жарко спорили. Три дня напролёт до нашего с Хосе | ... Игнасио отъезда обсуждали Миа, но наши обсуждения не вышли за пределы дружественной компании, и капитан Каратов так и не услышал от меня версию о серии нераскрытых убийств, и «гарпия» так и осталась неизвестной. Не нашел капитан Каратов убийцу — я вычислила, а Бог накажет.
______________________________________
Когда la femme снимает крылья света 40
______________________________________
Tout est bien qui finit bien.
Все хорошо, что хорошо кончается.
Прошел год. Я вышла замуж за Хосе Игнасио. Мы счастливо живём в небольшом посёлке городского типа. У нас свой дом; две голубоглазых девочки балуются в кроватке говорящими игрушечными овечками, подаренными Джеймсом и Лилией на крестины. Мы стали кумовьями, и, несмотря на расстояние в сто километров, время от времени встречаемся.
Я не могу поставить точку, оставив вас теряться в догадках. Поэтому напоследок расскажу вам еще кое-что, имеющее отношение к гарпии и посёлку, где происходили описанные выше события.
Семён Намистин женился на Фаине Яблочной, выждав по настоянию соседок сорок дней после смерти Вероники. Как вы понимаете, суд оправдал Фаину — капитан Каратов не смог (да и ненастойчиво пытался) доказать её вину: на картах Таро, найденных в доме Фаины, не нашли ничьих отпечатков. Их подбросили, как шахматного коня и пистолет.
Свадьба Семёна и Фаины прошла без пафоса и излишней траты денег: на Фаине было скромное белое платье, торжество проходило в поместье, приглашенных было немного, но молодожены выглядели счастливыми. Обо всём этом мне рассказывала Лилия — она занималась продажей своего дома и возила потенциального покупателя на смотрины как раз в день свадьбы Семёна и Фаины.
Лилия и Джеймс отгуляли свадьбу раньше нас всех. Мы с Хосе Игнасио не торопились подавать заявления в Загс, пока я не поняла, что свершилось долгожданное чудо, и я стану мамой.
Хосе Игнасио работает терапевтом в больнице. Я давала частные уроки, но с рождением дочерей всю себя посвящаю им. Они мои любимые фотомодели — Эммочка и Машенька! Десятки журналов печатают мои фотоработы! У меня нет времени скучать — я всегда в приятных трудах и заботах. Вот и рукопись заканчиваю.
Давно можно было точку поставить, но лишь вчера я узнала, что Миа трагически погибла. Это произошло на берегу реки, где помимо местных мальчишек были и городские приезжие на машинах. Миа пришла с высоким брюнетом; они купались, плескались, дурачились; в мгновение ока небо заволокли тучи, и грянул гром. Молнии как снайпер прямой наводкой угодила прямо в Миа, и она почерневшая плюхнулась в искрящуюся воду скальным камнем. Самое интересное, что смерть пришла за Миа ровно через триста шестьдесят пять дней после смерти Вероники. Вот и заставил этот факт утвердить мои подозрения. Не верю я в подобные совпадения. Это наказание Миа, и оно не заставило себя ждать.
Ну и о приятном: Лилия подарила Джеймсу наследника торгового павильона, Фаина Семёну — лапочку-дочку. Новоиспеченные мамы и папы безгранично счастливы (видела фотографии на страничках в «Одноклассниках»)!
Вот и конец. Не знаю, извлекли ли вы урок из этой истории, но хочется верить, что вы не станете на путь «свободных отношений», и ни у кого не появится желание мстить вам изощренными способами. Да здравствует любовь, верность и да прибудет с вами надежда в светлое будущее!
До свиданья! | http://www.playcast.ru/view/8010580/ec3bdc20181ef5d64c209f25eb1fd38b937c69d9pl
Майское утро
Солнечный луч, небо пронзая,
Пел и плясал вестником мая.
Росы в траве, с утром целуясь,
Россыпью звезд гасли в лазури
Нового дня
С запахом майских цветов.
Розовый дождь в белых сердечках
Разрисовал двор и крылечко.
Все в лепестках майской метели,
И мы с тобой вновь захмелели.
Вновь захмелели…
Ласковый май,
Поэзия садов,
Волшебные мечты…
Ты и я под куполом весны!
Ласковый май,
Поэзия небес,
Хрустальные мосты…
Ты и я разлукам вопреки
Вместе!
Солнечный луч пляшет и пляшет,
Снова я пьян радужным счастьем
Встретить рассвет с феей из сказки,
Пить с нежных губ сладость и ласки
И утопать
В запахе майских цветов.
Ласковый май,
Поэзия садов,
Волшебные мечты…
Ты и я под куполом весны!
Ласковый май,
Поэзия небес,
Хрустальные мосты…
Ты и я разлукам вопреки
Вместе!
Ты и я…
© 7фиалок, 2015 | | для 7фиалок: красивая песня) | | Спасибо, Рита :) | http://www.stihi.ru/2015/04/09/7873
Мечтательница
Можно лгать в любви, в политике, в медицине, можно обмануть людей... но в искусстве обмануть нельзя (А.П.Чехов)
Танец живых воплощений из снов фантастически ярких
Манит сквозь сотни барьеров, чтоб стать удивительной парой,
В золото сказочной ночи умчаться на белом Пегасе
И под цветами глициний найти долгожданное счастье…
Грезы пришли из новеллы, написанной нами однажды
В полночь, когда ты мне «Здравствуй» пропел полевыми ветрами,
И в фиолетовом море ромашек, гвоздик и тюльпанов
Нас накрывала влюбленность, сильнее девятого вала.
В жизни такого не будет… Иллюзии слишком прекрасны:
Встреча и сладкие губы, несмелые нежные ласки…
Сотни ночей обменять бы на чудо с тобой повстречаться
В нашем придуманном рае под бликами звезд настоящих.
Звон колокольчиков в травах озвучил бы наше свиданье.
Шли бы по гальке прибрежной к беседке босыми ногами.
Ветви склонила бы ива к потоку зеркальной прохлады.
Нам бы под тенью кудрявой открылась просторная зала.
В платье летящем, как дымка, с тобой закружилась бы в танце,
Если бы… если бы только мечтания наши совпали…
Нас же на утро разбудит на разных полотнах реальность,
Ты — кисти Аллена Бентли, а я — Оноре Фрагонара.
© 7фиалок, 2015 | Никогда
Вот и всё. Плачет скрипка за окнами.
Отцвела хризантемой шальная любовь.
И нет смысла до встречи вычеркивать
Календарные числа дрожащей рукой.
Не придёшь. «Никогда» было сказано
Рассудительным тоном, ударом в лицо.
Будто дьявол, бегущий от ладана,
Ты бесстрашное сердце спалила живьём.
Жжет в груди. Не кленовыми листьями —
Осень ломится в душу смертельной тоской.
И ложатся в тетрадь строки искренних
Сожалений о том, что не будем вдвоём.
Никогда. Под алмазными звёздами
Не испить нам с тобой колдовского вина.
И в осеннюю ночь возрождёнными
Не любить, как любили друг друга вчера.
© 7фиалок, 2015 | Пальба по беспилотникам
Как на ладони вижу в небе фейерверки.
Не праздничных салютов свет — сбивают самолет.
Не пассажирский Боинг — беспилотник «Трутень».
Мареновый огонь мелькает в тучах кружевных…
Красиво, но рассудок сонный взбаламутил
Не сам пейзаж, а осознание тупой войны.
Гремят как летний гром шальных снарядов ноты.
Армада дронов атакует высь, не описать…
То после ярких вспышек глохнут пулеметы,
То новые потоки обжигают небеса.
Не больно небу, даже если громко плачет
Холодными дождями над растерзанным селом,
Где у подвала босоногий жалкий мальчик
Растерянно стоял с набитым черствым хлебом ртом.
А на калитке, разнесенной ураганом,
Еще с утра белела надпись: «Люди! Не бомбить!» —
Остался к вечеру клочок железки рваной
Среди обугленных камней в пожарах. Негде жить.
Мальчонка затужил на выжженной равнине.
В подвале хлипком рухнул деревянный потолок.
Да, нет, не сгнил. Сгнила как рыба Украина…
И беспилотник, сбитый ополченцами, сгниет.
Коррозия доест как сирота горбушку.
Без масла. Но не в том непоправимая беда:
Летают над Донбассом будто грифы «сушки»,
А нищих валом на обоих берегах Днепра.
Одни душой бедны и злобой к русским брызжут —
Другие с пенсии не могут заплатить за газ…
А ДНР в блокаде, но донецкий житель
Костями ляжет, лишь бы выстоял его Донбасс
Под ярым натиском фашистской силы темной.
В крови знамена прежней поднебесной чистоты…
Но не боимся мы правителей никчемных —
Мы на своей родной земле и тишины хотим.
Не гробовой. Чтоб пели птицы оборонцам
И всюду лился звонкими ручьями детский смех.
Не плач людской… И чтобы над Донбассом солнце
Светило вместо взрывов баллистических ракет. | Пришедшему домой
Тебе рябиновых цукатов карнавал
На снежной белизне фарфоровой тарелки,
Дурманящий букет янтарного вина
В плетенном из лозы кувшине с узкой шейкой
И праздничная скатерть в розах золотых
Тебе — солдату двух непризнанных республик,
Живому вопреки превратностям судьбы
(В окопах мин разрывам на осколки-угли),
Живому, маминым мольбам благодаря.
Назло врагам неробкого десятка парню —
Тебе улыбки со слезами на глазах
Как в день победы над фашистами Германии.
Тебе внимание и светлая любовь —
Из ада возвращенному в гнездо орленку.
Я прихожу в восторг от мужества сынов
Донецкой Родины, веками закаленной.
Ни капли страха в обрисовках серых дней,
Я знаю, с учащенным пульсом проведенных:
То ранен друг, то молнией фугаса смерть
Скосила командира войск мотострелковых,
А ты все тот же мальчик с доброю душой,
И пусть мозоли на руках от пулемета,
Закончится война — всё будет хорошо,
И я дождусь внучат, как ночи звездочеты.
Ну а пока ты не успел посоловеть,
Возьми гитару и ударь по звонким струнам,
Чтоб разлетелась по всему поселку весть,
Что мой сынок не загубил на фронте юность! | для 7фиалок:
Кристина! Все как всегда супер! Прости, что не сразу отписала. Ага. Это я твоя _Кас_ , которая на карточку пересылала монетку для инета, ну в общем у меня много персов было. А так - заходи в гости, в наш клан-топ "Братства крови"
с уважением, Майя | | Так много знакомых имён...Софи...Вероника, Лилия... |
<<|<|10|11|12|13|14|15|16|17|18|19|20К списку тем
|
