Форумы-->Творчество-->
1|2|3|4|5|6|7|8
| Автор | опперация "Снежинка" |
|---|
-То есть снег грузили медведи? - спросил Дмитрий Вениаминович Дреева, -Это те, что его привезли?
-Нееее. – замахал рукой на него Дреев, - знамо дело другийи. Тех, что возют снег, мы хорошо-о знаем. Тут, значит, медведи були другийи. То вроде как белыйи, а местами-то чёрныйи, уши што те вареники. Странныйи медведи, словно и не медведи-то вовсе.
-Так стало быть всё-таки медведи были? – Уточнил Дмитрий Вениаминович.
-Мож медведи, а мож и не медведи. – засомневался Дреев.
-Да точно медведи! – закричал один из молоденьких домовых со странного вида ножками – словно бы на колесиках были пяточки (оказалось это гонец был по всякого рода поручениям), за что получил от старших звонкую затрещину. Но это не убавило его решимости и он проглатывая слова затрещал: -Медведи-то були, медведи! Воны як соваты розпочалы, так шибко недовольныи стали, и ну на белых медведей говорить грубо принялись, так грубо, так грубо…- он повел плечами. – я ничего и не поняв. А сами шурх – шурх лопатами и быстро так на телегу, значит, снег. А тот что в пинжаке бул он их еще косолапыми называл, говорил, мол, не спраминтесь, так к белым медведям и пойдёть. Лаялись значит! – закончил он свое повествование и, испугавшись своей храбрости, юркнул за спину домовому постарше.
-Вы, эта, на него не серчайте. – Миролюбиво поклонился Дреев, -Молод шибко, но зор остёр. Раз видал, то не запамятует. Мы тут пока гадали што нам с бумагой той делать, что в пинжаке нам пренд… преднья… - Споткнулся он на «протокольном» слове.
-Предъявил? – помог ему Дмитрий Вениаминович.
-О, точно! -обрадовался Дреев. – Преднявил. Так начальника не оказалось, а бумага есть, што делать не знамо. А медведи эти шибко торопливые, с лопатами сразу из машины попрыгали, да давай загружать. Да всё приговаривають, мол, работа значит, собачья, а со снегом не их, мол, забота возиться, а как его на воду перетворить, значит, не ведають.
Как домовые совещаются Дмитрий Вениаминович знал. Усаживаются вкруг старого тульского самовара, который был старше самих сказок про него, и дооолго сидят так с кружками горячего, аж прилипающего чая на можжевеловых веточках. Запах стоял просто невообразимо-непередаваемый, а о волшебности вкуса сомневаться не приходилось – не мог быть такой ароматный чай каким-нибудь не вкусным. Вот рецепт-то своего чая и держали домовые в тайне, даже между собой не переговаривались. От новых, даже фруктовых чаёв, домовые приходили в неописуемую ярость, совсем их не признавая. Пили только свой и гостям предлагали тоже только его. «Наверняка Михаил Михайлович удостаивался особой чашки из рук самого старейшего домового» - с завистью подумал Дмитрий Вениаминович.
И продолжалось это чаепитие порой и по несколько часов – это в зависимости от проблемы, которую решить было надобно. Не признавали домовые спешки ни в каких делах. Но в тоже время не было им равных в выполнении работы скрупулезной, монотонной. Очень уж щепетильно они относились к своему статусу и чтили свою репутацию.
-Понятно. – сказал Дмитрий Вениаминович так, словно это означало-«Совсем не понятно». Он вздохнул, подошёл к Дрееву и, обняв того за плечо, сказал остальным – С сегодняшнего дня Дреев назначается мной И.О. вместо Михаила Михайловича, и теперь все его распоряжения будут для всех означать закон.
Дмитрий Вениаминович торжественно осмотрелся - все ли его услышали, но, увидев недоумение на лицах, вновь вспомнил с кем он имеет дело. Естественно домовые не могли понять, как же распоряжения могут стать законом, когда итак все слушаются лишь Древа, но произнести вслух свои опасения не решались.
-В общем, сейчас я поставлю ему задачу в кабинете начальника склада, а вы тут… - он сделал неопределённое движение руками пытаясь найти подходящее слово. Тут его осенило, и он улыбнулся – Посовещайтесь. | Домовые замерли в недоумении, но стоило Дрееву сделать всего лишь движение своими кустистыми бровями, как бросились врассыпную, явно зная, что кому нужно делать. Дмитрий Вениаминович только позавидовал расторопности и организованности домовых. Дреев с удовольствием крякнул и неспеша направился к знакомому кабинету, кажется, со своим новым положением он начинал осваиваться.
Задача, казалось бы, упрощалась. Было достаточно посмотреть на камерах наблюдения какие медведи приняли участие в разгрузке снега и телеграфировать Зотову, что бы он нашёл ТАМ лиц заинтересованных в преднамеренном нанесении вреда фабрике. Если бы эта преднамеренность подтвердилась, то уже можно было считать, что «дело в шляпе» и без страха на совещании у САМОГО сваливать всё на Арнольда Моисеевича (то, что за всем этим стоит Арнольд Моисеевич, Дмитрий Вениаминович уже не сомневался)
* * * | Фразу «Дедовщину никто не отменял» - придумали именно домовые, иначе просто и быть не может. Именно у них юные и молодые всегда были озадаченные, контролируемые, да проверяемые, что бы «…значит, времени свободного было поменьше и для мыслей глупых в голове горячей, стало быть, места так и не хватало…», как любили поговаривать старшие. «Старикам» дело отводилось крякать в усы, великомудренно морщить высокие лбы да, покачивая головой, тяжело вздыхать: «Мда-а».
«Молодёжь» же пыталась на глаза им попадаться поменьше, да работу свою выполнять получше. А уж то, как делать их фирменный чай с можжевельником, все были научены сызмальства.
Скатерть была постелена быстро, места каждого, согласно рангу чести и возраста расписаны заранее. Самовар, возраст которого не помнили даже домовые, но блестящий как новая монетка, деловито пыхтел ароматным дымком. Дреев задерживался.
Запах чая потихонечку наполнял окружавшее пространство и у кого-то из домовых предательски «заговорил» живот. Он виновато ойкнул и зацыкал на себя зубом.
-Мда. – вздохнул старый домовой. – И чавой-то за ранг такой Дрееву теперь-то уготован: И О, чай как бы не Император Обнакновенный? – сказав такое, заперхал, давясь от смеха, он.
-Да держи карман шире, Император. – Возмутился не менее старый домовой. – Чай императоров в роду нашем доселе недоставало. А ну как Идиот Отпетый теперь его называть придётся?
-Хто отпетый? Дреев отпетый? – сварливо откликнулся другой. – Ты что ли отпевал его? Вот задаст он тебе трепку, дай только срок, давненько же ты напрашиваешься, строишь тут из себя велимудренника, растудыть твою печёнку да по три шеренги в ряд!
-Ну можить и не отпетый. – Миролюбиво отозвался первый. – Вот только что за И О стоить-то, одному видать Богу-то и ведомо.
-Мож его гордо назвали так…
-Как? – подначил первого собеседник.
-А так! – с нажимом ответил тот. – Можить …можить… Изюбр он теперь Окучливый! | К легким подшучиваниям над Дреевом был болезненно настроен лишь Ставр, потому что по возрасту после Дреева был самым старшим. Игривость к «протокольному» назначению Дреева старшим немного его волновала, не любил он неизвестности, а тут прямо такое. И эти две магические буквы сбивали с толку.
-И зачем это Дирехтор так мудрёно сподобился назвать Дреева, - думал он, - не иначе тут есть какой-то тайный умысел, бестолковой зелени непонятный.
Сам он, конечно, тоже пока его не понимал, но показывать этого не хотел. На его фразу про Изюбра вся бригада покатилась со смеху, чем и без того обеспокоенного, еще более озлобила.
-И нече тут зубы скалить, я дело говорю. Раз Дирехтор сказал И О, значь тут дело важное и не до ваших тут лодырьских выкрутасов. А коль не ведаете о чём лицо начальствующее говорит, то так оно и есть, только скалиться-то и осталося.
-Да И О - это сиречь как Ирод Окаянный. – вдруг выпалил кто-то. – А чё? Нечё меня съовать тут, ирод он и есть ирод, чай командует тут сыздавна, я-то чё?
Среди молодёжи послышалась возня и смех поутих, после того как по ним прошёлся нехорошим взглядом собеседник Ставра Хват. В груди у Ставра зашевелилось что-то не хорошее:
-Вот оно что, конкурент у него вырос рядом - Хват.
Чай не даром имя-то такое ему носить приходится, ой не зря его так-то назвали, в корень смотрели значит.
Что бы не терять своё лицо и он прикрикнул на расшумевшуюся молодёжь:
-Вы Дреева еще Изгнетателем Орущим назовите, всё одно будет не правда ваша. Ибо не кричить он никогда, а прослыл домовым степенным да мудрым, а за поклёп, чай можно и по загривку получить, причём запросто. | Когда коллектив большой да разудалой, оно весело вероятно, шутится. Можно выкрикивать хоть скабрезности, будучи поддерживаемым толпой таких же бестолковостей. Совсем другое дело, когда тебя из толпы хорошо видно и каждое слово становится уже не бестелесой репликой из толпы, а имеет вполне реального хозяина. Тут уж не до шуточек. Все становится вполне серьезно, и по загривку получать придётся уже тебе, при этом на твою защиту стать-то, как не погляди, уже некому. Так тут и вышло. Особо развеселившегося из молодых домовых стало очень хорошо видно, потому что остальные отошли ему за спину. Смех на его устах как-то сразу завял одуванчиком на солнцепеке и он мучительно сглотнул набежавшую слюну.
-Ищаул ты озлоблённый. – Сердито как бы плюнул в него Ставр и тут же подумал, что комбинация как раз получается на буквы И О.
-Тебе-то Дреев что сделал, зелень ты неоперённая? Чего хорохоришься?
Домовёнок впервые попал в такую щекотливую ситуацию, а помощи ждать не приходилось – все молодые смотрели на результат расправы. Всем было интересно, чем же все закончится.
Ставр и Хват оба были рослые и крепкие. Года сделали их еще кряжестее да увесистей. Вот-вот, казалось, они сорвутся с места и начнут давать тумаки незадачливому домовёнку.
-А я что? Я говорю, что могеть буты що завгодна, а-то почём знать ведаю как Дреева величать дирехтор сбирается? – быстро-быстро затараторил тот. – Дреев хороший, добрый, мы его любим. Не иначе как Избяной Оккуратный называть теперь станем.
Лица двух старейших домовых подобрели. Это название было им понятно, оно вызывало уважение и теперь уже таинственные буквы И О были приятными. Избяной домовой всегда был при деле. Семья людская облагораживала, не оставляла без работы, приучала к порядку. Домовой без избы был существом судьбою своей битый, зачастую занимавшийся работой ему не привычной. И руки созданные для того, что бы мести половики, да качать детскую люльку у иных теперь грузили снег да раскладывали по полочкам непонятные им листы бумаги. Звания Избяной значило для них очень много. | Глаза Ставра и Хвата увеличились и ноздри раздулись, но вместе с тем дух их перехватило.
-Мда. – выдохнул Ставр. – Стало быть точно, Избяным величать станут теперь Древа, не иначе.
-Не кручинься, Ставрушка, чай и наш черед придёт. Вон Дреев дождался-таки. – взял его за плечо Хват, а потом тут же сердито перхнул на молодого, - А ты знай себе паясничать только и умеешь: избы настоящей не видал с детства, не знаешь запах сеней да полатей, печи людской не прибирал, с детьми по ночам не разговаривал, исно олух обозлённый, что с тебя взять? Сгинь с глаз долой!
Второго приглашения не потребовалось. Домовёнок рванул за стеллажи, подальше к темным местам, что бы его и не слышали, радуясь, что очень легко отделался.
-Ну, стало быть, чай пить будем? – Спросил Хват Ставра, принимая его главенство. – А то, ну как будет он не хорош, как его Дрееву-то теперь подавать?
-И то дело. – кивнул Ставр.
Всё зашевелилось, зазвенели чашки, разбежались веером по льняной скатерти улыбчивые блюдца. Зажурчала тоненькая струйка кипятка, бьющаяся о пузатое донышко чашки, и разлился по складу неповторимый аромат особенного, домашнего чая. На всех лицах появилось выражение умиротворения и спокойствия.
Что могло еще так порадовать домового лишенного хозяина, крова и домашних забот, как чашечка горячего травяного чая? С ароматным липовым медком в прикуску, слизываемым с неуклюжей крутобокой кленовой ложки, тягучим и сладким настолько, что ломит зубы, и запиваемым настолько крутым кипятком, что язык аж прилипал к нёбу, а дух захватывало. А когда по телу твоему разливается тепло, на душе становится уютно и благостно, тогда и проблемы все кажутся не проблемами, а так - маленькими неприятностями.
Все расселись вкруг скатерти, взяли в сухонькие ладошки свои горячие от чая чашечки, зачмокали губами, засёрбали. Время, казалось бы, прекратило даже течь, что бы ничем не испортить наслаждение, приносимое с каждым новым глотком. Лица домовых разрумянились, в глазах заплясали весёлые отражения пузатого самовара и забродил туман блаженства. | Все были настолько погружены в такой приятный ритуал чаепития, что появления Дреева прошло почти не заметно. Быть может потому, что ему самому сейчас было не до почитания. Он не спеша подошел к застывшим над чашками домовым, оперся на Ставра и тяжело сел между ним и Хватом. В каждой его вековой морщинке затаились тяжелые, почти не разрешимые думы, а лицо было мрачнее тучи.
Хват, к неудовольствию Ставра, среагировал быстрее. Он тут же скрипуче пододвинулся, уступая более удобное место старшему, и пододвинул Дрееву большую чашку с медом, одновременно с этим приговаривая:
-Откушай, Батеньтка - благодетель, чайка домашнего, да поведай что Дирехтор за секреты поведал-то, как звать-величать-то теперь тебя? Мы тут своим умишком кумекаем, что не иначе как Избяной да Окуратный?
Дреев поднял на него глаза и еще раз вздохнул, махнув укоризненно рукой.
-Как же, избяной, держи карман шире. Да и задачи, сиречь, не понятные. А звать-то меня теперь кажись надобно Идинсвтенным, О, - он поднял вверх узловатый указательный палец, - Ибо за все те дела, што мы натвОрим тут отвечать исконно мне, как старшему.
Домовые в растерянности заерзали, переглядываясь тайком междоусобчиком, не перебивая мыслей Дреева.
-Долго говорил Дирехтор, да всё как-то непонятно. Мол, забрали Михайло нашего, ветра лютые, да не бывать ему больше нашим начальником. Смотрели на камеры мы тайные, да на медведей ентих, што снег наш стибрили. Может и понятно што, да токмо мне об этом не ведомо, сам Дирехтор звонил Зотову, да долго они об этом деле совмещалися. А делать-то нам теперь одно велено, - он обвёл всех взглядом прежде чем сообщить главную новость. – Навести тута лютый беспорядок и всячески его поддерживать, во как.
Лица у домовых вытянулись в недоумении, а Ставр даже крякнул:
-Это как же…беспорядок-то…мы же…как же оно возможно-то?
-То-то же. – вздохнул Дреев и отхлебнул чаёк с блюдца. – Вот давайте об этом и покумекаем.
--------
конец 4 главы | Глава 5
(о том, что медведь медведю – друг, товарищ, и конкурент или что такое «долг чести» , а также о ком всё-таки звонит колокол…)
Задача, которая казалась вполне решаемой, поставила еще больше вопросов, чем дала ответов.
Камеры наблюдения стояли в большинстве своём или неудачно, или же сами домовые наводили порядок столь рьяно, что пыль в складе стояла коромыслом. Она, конечно же, тщательнейшим образом вытиралась теми же домовыми, но, так как камеры наблюдения являлись вещами «высокотехнологическими», домовые приходили от них просто в суеверный трепет и боялись их как живых змей, а, следовательно, от протирания камер постоянно отлынивали. Поэтому со всех камер наблюдения, которые просмотрел Дмитрий Вениаминович, было видно или самих домовых перемещающихся по складу то тут то там, либо же вообще ничего видно не было.
Были две камеры наружного расположения, которые как раз сохранили всю свою работопригодность, но они «смотрели» только на вход склада. Зато изображение с них было чётким и ярким. Именно к записям с этих камер, в надежде увидеть своими глазами похитителей, и прильнул Дмитрий Вениаминович с Дреевом.
Похоже, что злоумышленники были об этом тоже очень хорошо осведомлены, потому что грузовик оказался без номеров, водитель из машины ни разу не выглянул, а те, кто находились в кузове, так ни разу в поле зрения двух спасительных камер не попали.
От Дреева оказалось совсем мало толку, поэтому Дмитрий Вениаминович отпустил его, прокручивая раз за разом один и тот же ролик, в надежде увидеть хоть что-то, хоть какую-то зацепку.
Он уже позвонил Зотову, который заверил его, что вступил в контакт с медвежьими профсоюзами, и виновники, если таковые найдутся, будут обязательно допрошены. Правда Герман Леопольдович высказывал сомнение, что медведи согласились бы что-то где-то разгружать, потому что находились в состоянии стихийной забастовки и, по своей воле, вряд ли стали бы работать, когда другие «отдыхают».
Грузовик подъезжал очень близко к воротам, потом почти наполовину заезжал вовнутрь склада, а через некоторое время уезжал, задернув полог…стоп! Кажется, нашлась зацепка!
У Дмитрия Вениаминовича напряглись все мышцы, и заполыхало огнём лицо – разгадка была рядом. Вот, он прокрутил ролик назад. Увеличил изображение, и стало заметно, что во время отъезда автомобиля полог борта задергивается не плотно, оставляя щель, которая потом пропадает. Это происходит очень быстро, но все же для техники нет ничего невозможного.
Дмитрий Вениаминович стал просматривать изображение покадрово и… чуть не закричал от восторга: в разрезе брезента, за борт держалась когтистая волосатая лапа! В следующем кадре лапа исчезала в разрезе брезента и борт закрывался, но, кажется и этого было достаточно. | Руки вспотели, и своё дыхание уже мешало откручивать ролик назад почти по миллисекундам. Лапа была не совсем белой, точнее грязно-белой, но то, что она была медвежьей, уже не было сомнений.
Зазвонил телефон. Дмитрий Вениаминович, не глядя, снял трубку:
-Алло? – послышалось оттуда, с характерным ударением на первой букве. Это был Герман Леопольдович, что совсем не удивительно в такой поздний час. Дмитрий Вениаминович скосил взгляд на наручные часы - начало второго ночи, потом посмотрел на спящего рядом Михаила Михайловича, прислушался к бульканью самовара и неторопливому оканью домовых в глубине склада и потёр свои глаза:
-Ну, как вы там? – спросил устало он.
Зотов коротко спросил лишь одно:
-Совещание?
-Не вижу смысла, - вздохнул Дмитрий Вениаминович, - Михайлов низложен, а результат итак, по-моему, очевиден – под нас копают.
Он покрутил ручку верньера еще немного назад, посмотрел на лапу, торчащую из брезента, сделал изображение более светлым и стал увеличивать, пытаясь хоть как-то заглянуть в образовавшуюся щель.
-Это всё-таки медведи. – сказал в трубку Дмитрий Вениаминович.
-Белые? – спросил Зотов.
-Похоже на то.
-Камеры наблюдения?
-Да.
-Занятно. – протянул Зотов. – Выходит Лохматый мне соврал?
-Постойте-постойте! – насторожился Дмитрий Вениаминович. Сердце его застучало учащенно, а кровь прилила к лицу. – Ничего не понимаю.
Он прильнул к экрану и уже почти оставлял носом на мониторе в пыли борозду.
-Что там происходит? – насторожился Зотов.
Дмитрий Вениаминович бессильно уронил руки на пульт и откинулся в кресле:
-Не может этого быть, - опять выдохнул он, словно бы не слыша беспокойства Зотова.
-Дмитрий Вениаминович, с Вами там всё в порядке? Это медведи?
-Нет, то есть… да. – Дмитрий Вениаминович потер указательным и большим пальцем уставшие глаза. – Блин, это медведи, но не те. Не НАШИ медведи.
-В смысле как это «не наши»? – уже почти кричал Зотов. – Это бурые медведи, гризли, кто!?
У Дмитрия Вениаминовича вырвался нервный смешок:
-Герман Леопольдович, Вам случайно не известно на кого могут работать панды?
-Панды!? – удивился Зотов.
-Панды, панды. – улыбнулся Дмитрий Вениаминович. Он увеличил изображение так, что камера словно заглядывала в разрез брезентового чехла, где на фоне снега была видна черно-белая симпатичная морда хозяина лапы, задергивающей полог борта.
-Ничего не понимаю. – Расстроился Дмитрий Вениаминович. – Зачем пандам наш снег? | Вот-вот, казалось, была рядом разгадка этого чертовски хитроумного ребуса, но снова все шло наперекосяк.
-Фабрика сосулек объявляет о предновогоднем снижении цен. – Сухо произнёс на том конце «провода» Зотов.
-Да-да, этого и следовало ожидать. – Вздохнул Дмитрий Вениаминович. – Но Вы же сами все понимаете – у нас нет доказательств.
-А Михайлов?
-Михайлов лишь пешка. – Дмитрий Вениаминович почти ласково посмотрел на сладко посапывающего Михаила Михайловича, - А вот Ростоцкого я бы с удовольствием прищучил бы. У нас есть такая возможность?
-Нет ничего не возможного. – Эхом отозвался Зотов. – Поищите в закрытом игорном клубе «Миллионер».
-Игорном клубе? – переспросил Дмитрий Вениаминович. – Герман Леопольдович, Вы же прекрасно осведомлены, что я боюсь всех этих азартных игр и надувательств, потому что, в сущности, очень увлекаемый человек.
-Вам и не понадобится там появляться, - заверил его Зотов, - пообщайтесь с Дреевом, думаю, он нам поможет. Есть там, в клубе, узенькая такая дверь чёрного хода…
* * * | | на силу нашла себя)) хи)) | Непорядок))
Надо почаще писать =)
Панды-воришки! Ужас) | для Vikki85:
=)) спасибо большое)
буду стараться)
* * *
...есть в каждом игорном клубе узенькая потайная дверь, выходящая в сторону, противоположную шикарному главному входу. Именно она создает зачастую неизвестный многим контраст, который… а впрочем, обо всё по-порядку.
Главный вход всегда пестрит яркими огнями, обилием зеркал, парчи и позолоты. Если вы пожелаете посетить вполне легальное казино, под прикрытием которого существовал подпольный клуб «Миллионер», дверь вам услужливо откроет швейцар в яркой форменной ливрее с позументами.
Его аккуратно постриженные усы, белые перчатки и вышколенные манеры произведут на вас так ценимый богатыми людьми эффект благостного почитания, принося пьянящее впечатление что вас тут ждут и любят, ценят и будут лелеять на протяжении всего вечера и даже больше. Будут окутывать вас ореолом очарования и ненавязчивой услужливости, чтобы ничего не могло вам испортить этот вечер, который просто предназначен, чтобы приносить удовольствие.
Ковры не ярких окрасок буду скрадывать шаги посетителей, свет не будет бить в глаза, бокалы, тщательно отполированные до блеска бокалы, будут наполняться по мере их опустошения, и все, абсолютно все услуги игорного развлечения будут предоставлены вам, как господину, как повелителю, как единственному и неповторимому. Правда стоит заметить одно – ровно на то время, пока вы кредитоспособны.
О существовании двери черного хода догадывались все посетители казино, но о реальном её предназначении узнавалось далеко не каждому. Да и кому хочется думать о, быть может, придуманной кем-то страшилке, которая только и нужна, что бы отпугивать от таких заведений людишек с тонким кошельком. А в это казино собирались люди богатые и очень богатые, что бы хоть как-то скоротать вечерок-другой.
Казино было не просто клубом по интересам, не просто увеселительным заведением, а той невидимой границей, которая чётко очерчивала статус его посетителей от людей попроще, тех, кто находится за стенами. Все связи, которые стихийно налаживались за игорными столами, приносили небывалые возможности, которые могут принести только случайные и совсем не обязательные знакомства. Они открывали доселе закрытые двери и … да-да, делали самые смелые мечты вполне достижимыми, ставили вас на одну ступеньку с сильными мира сего. | Конечно в том случае, если вы вполне обычный человек, прорвавший эту невидимую границу, сумевший стать тут если не своим, то вполне терпимым и часто мелькающим посетителем, допускаемым к игорным столам с ленивой охотой отдыхающего льва, дающего, признающим его превосходство хищникам, время полакомиться его добычей. Именно таким посетителем и был Борис Аркадиевич Ростоцкий – человек, всегда стремившейся к лоску и роскоши, любивший блеск и богатство, и всячески стремившийся забраться на этот сияющий Олимп.
Он нам, конечно же, уже знаком. И пусть мазки картины были сделаны грубо, но они вполне ярко показывают нам Бориса Аркадиевича как человека бессовестного и ни с чем не считающегося, любившего на свете всего одно существо – себя. Хотя нет, любил он еще одну вещь – это деньги, которые наполняли его душу счастьем и радостью, теплом и делали его жизнь осмысленной, потому что не занимался Борис Аркадиевич в своей человеческой жизни больше ничем.
Казино стало его пропуском в жизнь, его трамплином в достижениях, его стимулом, побуждающим каждый вечер выглядеть роскошно и респектабельно. Он, как и многие другие, каждый вечер переступал порог казино, сквозь дверь, услужливо открываемую ему швейцаром, поблескивая запонками и рассеяно взирая сквозь тонкие аккуратные очки с изящной оправой на яркий фасад казино, небрежно зажав в руке американский доллар, который затем незаметно перекочевывал в белую перчатку зардевшегося от удовольствия швейцара.
Он же в свою очередь прошепчет давно заученную фразу, не говорящую случайным посетителям ни о чём: «Рады Вас видеть, дорогой Борис Аркадиевич. Сегодня назначено на 23.25.» Да собственно и не говорилась она ни одному случайному посетителю, и не говорилась даже многим постоянным посетителям. Она звучала лишь нескольким членам подпольного клуба «Миллионер» | Всё фешенебельное устройство казино выглядело по сравнению с клубом, членом которого посчастливилось быть Борису Аркадиевичу, несколько игрушечно.
Только там, в клубе «Миллионер», блестел настоящий горный хрусталь, и фишки игроков были из настоящих рубинов, только там игры велись на космические, просто фантастические суммы, только там за стол, на очень не продолжительное время, собирались самые богатые люди страны, в руках которых билось сердце государства.
Только для членов клуба «Миллионер», фраза швейцара означала, что ровно в 23.20 за красиво подсвеченной стойкой бара будет открыта одна зеркальная дверь, пройти в которую можно будет только до 23.25 и только членам клуба. И несколько посетителей, покинув свои места за игорными столами, застегивая смокинги и поправляя галстуки направятся, как бы не хотя, в сторону бара, что бы растворится за известной им дверью, для того что бы испытать небывалую дозу адреналина и начать игру на НАСТОЯЩИЕ ставки.
Ходили слухи, что принимались в клубе «Миллионер» и ставки на жизнь. Мол, даже поговаривали о том, как проигравших выносили через пресловутую потайную дверь бездыханными, и позже находили в городе погибшими в результате несчастного случая.
Это будоражило и без того кипящую от азарта кровь, но, как казалось Борису Аркадиевичу, было всего лишь глупыми побасенками для сгущения красок таинственности вокруг элитарного клуба. Всё что его интересовало в этом клубе – были деньги, большие деньги, которые почему-то тратились им с бешеной скоростью. А что было делать бывшему херувиму, когда роскошная жизнь обычным путём была ему недоступна? Родись он, например, в семье какого-нибудь захудалого банкира или нефтяника из Тюмени, он живо смог бы преумножить свой капитал, или... | Вот как раз об этом «или» думать совсем не хотелось, словно и не существовало вовсе другого варианта. Он безумно нуждался в деньгах! Они бессовестно присосались пиявкой к его сердцу и безжалостно выпивали из него все жизненные соки. Каждое утро, или точнее вечер, потому что жизнь Ростоцкого была ночной, мысль о деньгах ни на миг не покидали его.
Его нельзя было назвать человеком не везучим, потому что наверняка ни один человек не смог бы, без наличиствуещего капитала, вот уже несколько лет состоять в таком закрытом клубе, внушая его членам почти суеверное уважение. Ростоцкий не имел за спиной богатого папу, не был хозяином алюминиевых заводов или алмазных приисков, но всегда играл с апломбом, рискуя и провоцируя своих соперников на неожиданные шаги, и ...и ему банально везло.
При мысли об этом кожу его спины ласкал легкий холодный ветерок. Он был тёмной лошадкой для всех банкиров и воротил каждый вечер занимающих стол справа и слева от него, он был ярким бриллиантов в этом жемчужном ожерелье азарта и интриги. Он внушал уважение и страх и не знал проигрыша никогда, ну… разве что был один неприятный случай совсем недавно с одним молодым и неопытным игроком.
Имел Ростоцкий обыкновение играть с кем-то из завсегдатаев «на-пару», когда желал всего лишь «поддержать игру», а не играть сам, ссылаясь на лёгкое недомогание или не игровое настроение. Со стороны казалось, что он просто отдыхает от игры и не вызывало подозрений у игроков. На самом деле такое происходило в случае, когда Борис Аркадиевич испытывал тяжелейший кризис в финансах, и желал немного обождать с растратами и сколотить нужную сумму, что бы в один из следующих вечеров иметь возможность снова лихо метать банк, блефуя и пугая игроков своей уверенностью. | Так было и в этот раз. Правда, за исключением того выигрыша, который обычно сопутствовал Борису Аркадиевичу. Весь вечер, казалось, носил признаки не случайности, но люди, которые представили Ростоцкому молодого банкира, и само название банка говорили о многом. Поэтому даже вопреки желанию играть, Ростоцкий за три кона спустил всё, на что рассчитывал преумножить свой капитал.
Его временного партнёра видимо не особо расстроила мгновенная потеря 840 тысяч и он предложил Ростоцкому сыграть ещё и в долг, мотивируя это тем, что не смог вполне ощутить те эмоции, которые, по словам его друзей, присущи игре.
Это всё было похоже на плохое кино. С постепенно портящимся настроением, Ростоцкий проиграл еще 460 тысяч американских долларов, а потом, зачем-то кинулся очертя голову ва-банк, рискуя не только своими деньгами.
Потом всё словно происходило не с ним. Ростоцкий, с его новым товарищем по несчастью, ехали в такси не понятно куда, зачем-то пили текилу и метали дротики на желания в ресторанчике на Ярославском валу.
Тут Ростоцкому везло и он трижды срывал аплодисменты расшумевшейся толпы зрителей. Его долговая расписка была услужливо принята на хранение вежливыми работниками казино, а его новый знакомый и банкир, оказавшийся не плохим парнем, любезно предложил погасить его задолженность и предоставить Ростоцкому рассрочку на месяц.
Предложение было более чем щедрое, но смысла не имела никакого, потому что где взять чуть меньше 1,5 миллиона долларов Борис Аркадиевич представить не мог. Нет, конечно всегда существовал вариант казино, но играть сейчас было положительно не на что, поэтому оставалось одно - убить кого-то или ограбить, но даже этого Ростоцкий сделать не мог, потому что был по природе своей трусом и очень боялся даже вида крови. | Всё это наложило отпечаток обреченности на Бориса Аркадиевича и он очень плохо помнил откуда за их столик подсели эти крепкие парни, зажавшие между собой словно клещами самого Ростоцкого к тому времени напившегося до, как говорится, «развесёлых попугайчиков». Его коллега по несчастью был выведен из строя всего несколькими мгновениями раньше очередным коктейлем, кажется «глубинной бомбой», и преспокойно спал в гавайском салате с безмятежным и счастливым лицом, словно не и просадил сегодня около полутора миллиона долларов по его, Бориса Аркадиевича, милости.
Вот тут-то вся история приобретала совсем уже не красивую окраску. Потому что лоснящийся и рыхлый новый собеседник Ростоцкого, как оказалось, был в курсе произошедших с ним сегодняшних несчастий. И предлагал заключить с ним сделку ровно на ту сумму, которую Борис Аркадиевич сегодня так легкомысленно подарил фортуне. Просьба на самом деле оказалась пустячная, а деньги, предлагаемые за неё, помогали Ростоцкому поправить своё положение ровно на столько, сколько требовалось для участия в очередном крупном турнире, с хорошими премиальными. Стоит ли сомневаться, что Ростоцкий тут же дал свое согласие.
Задание оказалось пустячным и совсем от Ростоцкого ничего не требующее. Всего-то и надо было, что найти своего бывшего друга детства – Михайлова, состоящего на службе какой-то фабрики в районе Оболони и получить от него каким-то образом накладную на всю поставку снега.
Зачем понадобился снег лоснящемуся типу Борис Аркадиевич естественно спрашивать не стал, считая что человек, платящие такие деньги вполне имеет право на странности. Тем более вид крепких парней вселял в его душу некоторое беспокойство, говоря о том, что же с ним произойдёт, если не дай бог у него что-то не получится. Но помня каким тюфяком был Михайлов в детстве, Ростоцкий в успехе мероприятия не сомневался. План действия родился почти сразу, оставалось единственное – найти Михайлова. | И Мишка Ростоцкого не разочаровал. Он остался именно таким, каким его и представлял Борис Аркадиевич. Еще больше располневший, не уверенный в себе, доверчивый и беззащитный как ребёнок, бросился на грудь Бориски со слезами при одном упоминании шалостей детства.
А дальше всё пошло как по накатанной. Дешёвая китайская копия Божественной Амброзии, предприимчиво захваченная с собой Ростоцким, еще больше упростила дело. Бориска даже получил удовольствие от вновь одетых на себя уже маленьких ему по размеру перышек, взятых у кого-то на время его новым работодателем.
Было конечно обстоятельство ему не приятное – Мишка как не посмотри, а писал стихи лучше его, но эта маленькая тучка лишь ненадолго омрачила чело Бориса Аркадиевича. Бизнес есть бизнес, и уже завтра никто и не вспомнит о том, что его стихи были всегда хуже.
Мишка, как и следовало ожидать, «поплыл» практически сразу, подписывая всё что Бориска ему подсовывал. Поэтому поход в ночной клуб уже был не обязательным, но Бориска посчитал, что вправе немножко отметить свою очередную победу и как только Михайлов размяк окончательно, тут же его оставил на попечение каких-то шустрых девиц, подцепленных в клубе.
Странная накладная этим же вечером была обменена по очень выгодному курсу у лоснящегося типа, который даже не сказал Ростоцкому спасибо. Что ж, у богатых свои причуды, а Борис Аркадиевич сохранит своё лицо, погасив свой долг в казино уже завтра же. Пора было задуматься о главном новогоднем турнире, который начнётся 31 декабря за два часа до нового года. Победа в нём могла позволить Ростоцкому больше не чувствовать себя гостем в казино и вообще завязать с таким нервным занятием, проводя свои последующие дни где-нибудь в Ницце или Зальцбурге, положив свой выигрыш в банк и скромно живя на проценты.
Именно об этом вот уже на протяжении двух лет мечтал Борис Аркадиевич, оставаясь с собой наедине. Но право на выигрыш главного приза в новогоднем турнире получали лишь победители, набравшие балансовый бонус выше всех остальных игроков и завсегдатаев. Ростоцкий, до недавнего времени был безоговорочным лидером в гонке за первое место, но последний проигрыш значительно пошатнул его шансы в глазах конкурентов, а это могло дать им лишний повод постараться отодвинуть Бориску от осуществления его мечты еще на долгое время.
Безусловно, быстрый возврат долга сыграет свою роль, но всё равно своё положение надо было упрочнить, а, следовательно, надо было снова играть, играть как никогда – ярко, сочно, отчаянно, как Борис Аркадиевич умел.
* * * | | фух....ну читайте))) |
1|2|3|4|5|6|7|8К списку тем
|
