Форумы-->Творчество-->
1|2|3|4|5|6|7|8
| Автор | опперация "Снежинка" |
|---|
Да и в то, что теперь его шеф сам Дед Мороз верилось не очень. Правда, думал Концевич, узнай про это дочка, наверняка бы пришла в восторг: это же подумать только - работать у самого Деда Мороза!
Правда, вместе с этой новой работой у Альберта Карловича пропало неуловимое очарование от зимнего снегопада. Теперь он смотрел на падающий снег пристально и оценивающе: критически осматривая плотность, цвет и красоту снежинок. А, как известно, хорошие мастера своего дела бывают редко удовлетворены своей работой. Есть в их душе что-то бунтующее против стабильности, против устоявшихся устоев, нет в них успокоения, даже когда вся работа сделана, и сделана, надо признаться, великолепно. И каким бы необычным не было сырье, с какими бы непривычными вещами не приходилось сталкиваться, всё-таки для Альберта Карловича это была всего лишь работа. Работу он любил и относился к ней... как бы это назвать более правильно? Наверное, правильнее будет сказать - относился к ней профессионально!
Но никакой профессионализм не сможет спасти в ситуации, когда просто не с чем работать. Артельные были просто в растерянности - за все годы службы на фабрике, ни разу не было случая простоя, а тут такое... | Стояли пустыми резервуары для сырья, ленты конвейера паутинок, куда выпадали уже готовые снежинки, сиротливо понурились, приёмные баки, в которых происходила сортировка и упаковка по партиям, были не заполнены и вследствие этого брошены. Художники и мастеровые из цеха готовых форм курили на балконе, лениво сплёвывая, а домовые растеряно сгрудились посередине цеха. Пауки же разбежались по углам и щелям. Словом кругом царило унылое запустение, разброд и шатание.
Альберт Карлович никогда не попадал в такую ситуацию. Всегда было понятно, что делать и как, всегда был заказ, было сырьё, была работа наконец. Никогда не приходилось проявлять свои административные навыки. Каждый был на своём месте, каждый знал свою работу досконально, и, Канцевич, иногда наблюдая за работой кого-то, мог внести лишь небольшие уточнения, проконсультировать или поправить. Сейчас же, войдя в цех, он почувствовал как воздух накалился. Все ждали от него новостей после срочного совещания у директора. Художники побросали сигареты и, закатывая рукава, вернулись в большой зал. Домовые готовы были ловить каждое, даже случайно брошенное, его слово, мохнатые пауки, казалось, из своих щелей заглядывали прямо ему в рот. Но Альберт Карлович ни разу не выступал перед такой аудиторией, и поэтому ему было несколько не по себе.
Он смущенно откашлялся, словно прочищая горло, и что бы занять чем-то свои руки, стал поправлять свои нарукавники.
-В общем, что я могу вам сказать? Не стоит беспокоиться, всё будет хорошо.
Все зашевелились, и гнетущая тишина, в которой голос Канцевича звучал несколько фальшиво, была нарушена.
-Всем предлагаю находится на своих местах, потому что сигнал работать может поступить в любой момент. - Он виновато выдохнул. - Вы же все прекрасно понимаете на сколько важна наша работа? От нашего умения и сноровки зависит очень много, мы должны быть готовыми к самым неожиданным задачам и, что бы их выполнить, нам потребуется проявить самые лучшие свои качества, времени осталось совсем немного, поэтому...
-А...где снег-то? - неожиданно его прервал один из домовых.
Голос Канцевича, постепенно окрепший, потому что нет ничего лучше чем говорить правду, а он любил и уважал своих работников, оборвался на самой высокой ноте. Прозвучавший вопрос был уместен и тишина, окутавшая всё вокруг, стала гнетущей.
-Снег? - переспросил Канцевич, в поисках глаз вопрошавшего домового, -А что со снегом-то?
-Альберт Карлович, - прозвучал с балкона голос аккуратного художника в коричневом берете, - Мы вас тоже очень любим, но снега на складе нет совершенно. Тамошние домовые находятся в полнейшей растерянности, а начальник склада - пьёт.
-Пьёт, говорите? - потёр свой подбородок Канцевич. -Это он не хорошо, совсем не хорошо.
-Делать-то, что теперь будем, Альберт Карлович? - задал вопрос всё тот же художник.
-Ждать! - ёмко пожал плечами Канцевич. - Я уверен, что всё в ближайшее время решится. Именно этим сейчас и занимается директор и его заместитель. Мне кажется что снег будет уже сегодня. | Он обвёл всех взглядом своих добрых глаз и захлопал в ладоши:
-Поэтому всем находится на своих местах и быть в боевой готовности, я не шучу!
Домовые бросились по привычным местам, но постепенно замедлились, а пауки расползлись поближе к станкам и воротам. Художники же, пожав плечами, достали по еще одной сигарете и снова отправились на балкон.
-Мда. - выдохнул Канцевич, пропитываясь общей аурой уныния. - Вот так-то.
Снимая на ходу свой черный берет, он медленным шагом подошёл к двери отдела доставки и тяжело опустился на железный ящик. В её жерло домовые ставили уже готовые тюки, упакованных по партиям снежинок. Что происходило с ними потом Альберт Карлович разбирался слабо, да и не нужно это ему было совсем. Самое главное, что всего через несколько часов после помещения сюда, снежинки уже могли находиться на улицах города. Но сейчас, когда сырья со склада не было совсем, сюда можно было поместить только самого Альберта Карловича.
Он покрутил в руках пульт управления дверями. Нажал на кнопку открывания дверей - хорошо подогнанная дверь обнажила пустое пространство отсека. Канцевич усмехнулся. А что, собственно он ожидал?
-Интересно, что говорят службе доставки? - подумал он. - Наверняка и они тоже сейчас в растерянности и полнейшем не понимании ситуации.
Зазвонил телефон. Канцевич не смотря поднял трубку и мелодично пропел в неё:
-Да?
-Альберт Карлович, как вы себя чувствуете? - это был Зотов.
-Покорнейше благодарю, Герман Леопольдович, Вашими молитвами.
-С людьми...-Зотов запнулся, - С подчинёнными поговорили?
-Конечно же, все всё понимают. Хотя положение не ахти. Как там медведи? - поинтересовался Канцевич.
-А, всё отлично, - засмеялся Зотов, - Бастуют!
-Как бастуют? - ужаснулся Канцевич. - Это что же теперь получается, нам снега теперь не видать совсем?
-Кто такое сказал? -Канцевичу показалось что Зотов на том конце провода нахмурился. - Снег может поступить в любую минуту, будьте готовы!
-Герман Леопольдович, я не совсем вас понимаю. Вы же сами говорите - бастуют, какой же тут к чёрту снег?
-А и не надо вам понимать. - Оборвал его Зотов. - Просто - будьте готовы и всё! До связи.
В трубке послышались гудки. Канцевич посмотрел на трубку, словно она могла бы ему ответить вместо Зотова, но та бездушно молчала.
-Ничего не понимаю. - Пробормотал Канцевич. - Будьте готовы, да мы всегда готовы! Только из чего снежинки-то делать, когда нет ничего?
От непонимания ситуации у него испортилось настроение. Он бросил трубку и снова, машинально нажал на кнопку открывания дверей отсека готовой продукции и хотел было закрывать её, но...
-Господа, господа! - его голос сорвался в фальцет и казался чужим. Все в цеху снова задвигалось и бросилось со всех ног к Альберту Карловичу. Он, перевернув стул и уронив с ближайшего стола какие-то эскизы бросился в отсек и пощупал внезапно появившиеся там мешки руками, что бы убедится что ему это не кажется. Мешки были холодные. Все сгрудились у входа в отсек, боясь даже приблизится к Канцевичу, который дрожащей рукой вытер пот со лба и начал распутывать непослушными пальцами тесёмки, связывающие концы мешков. Развязав их, он быстро запустил руку внутрь и глупо захихикал. Все у входа встали плотнее и поддались вперёд.
-Господа, господа. - Хихикал счастливый Канцевич. - Снег, господа. Это снег!
Он без сил скатился по мешкам вниз и почти заплакал от счастья.
Цех изготовления снежинок наполнился восторженными вскрикам и звуками аплодисментов. | Спасибо, дорогая))
вот, стараюсь закончить мой труд))
но сколько я тебя ругала, оказывается я намного ленивиее)хи) | Глава 7
(аудиенция у САМОГО или сколько на самом деле снегурочек?)
Как у многих уважаемых писателей, так и хочется написать: «Утро было… Холодное». Или: «Было оно хмурое», а может так – «Утро было ясное»? Всё равно как не напишешь, правильность будет только в одном – утро таки наступило. Было оно, конечно же, морозным, в меру зимней традиционности, но в целом больше ничем примечательным не отличалось. Хотя нет, именно на это утро 31 декабря была назначена генеральная аудиенция у самого главного. У человека, без которого вся снежная отрасль, наверное, не имела бы никакого смысла.
Эти встречи проходили каждый год, и, как задумывалось ранее, в теплой и дружественной обстановке. Одновременно с этим, САМ проверял готовность к главному и яркому празднованию всех людей, потому что Новый Год празднуют все и всегда.
В «тёплой и дружественной» - это было ровно до того момента, когда фабрику Сосулек возглавил Арнольд Моисеевич Быстрицкий, у которого дух соревновательности был просто в крови. Соревнования он готов был устраивать практически на ровном месте, порой смысла в них было до абсурдности мало, но победить он стремился всегда.
Так, за то время, которое его знал Дмитрий Вениаминович, фабрика Сосулек успела «посоревноваться» со службой доставки, отделом соки-воды и даже пытались протолкнуть в парламент проект о ледяной мебели, который к счастью провалился. Ну неужели можно было считать настоящей мебелью, скажем ледяную скамейку? Вы представьте хоть на минутку, что как потребитель имеете право на гарантию качества приобретаемого продукта, а какие гарантии можно получить, если изначально мебель ваша – изо льда? В общем, хорошо, что в парламенте оказались такие же обычные люди, которым было так же не понятно стремление Быстрицкого залезть со своими сосульками практически везде.
Вот сейчас он наверняка устроил «соревнование» с фабрикой Снежинок. Дмитрий Вениаминович был в этом просто уверен, правда от всех других «забавных» выдумок Быстрицкого именно эту отличало то, что она была организована и спланирована совершенно без предупреждения, хитро и, если хотите, нагло. Она являла собой практически объявление войны, войны абсурдной и совершенно бессмысленной. Ну представьте себе что вдруг поссорились между собой ваша правая и левая рука. Нет, не поссорились, а, как бы это назвал Арнольд Моисеевич, «устроили соревнование». Главное, что не понятно, чем одна рука может быть лучше другой, если одна из них левая, а другая, соответственно, правая? Никому почему-то до сих пор не хотелось иметь две одноименные руки, а неумёх порой даже дразнят, говоря что у них две левые.
Но у Быстрицкого на это всё был свой, особенный взгляд. Для достижения победы он не гнушался ничем. В ход шли и подкупы и мелкие пакости, всё что могло принести, по его мнению, победу, незамедлительно пускалось в ход. Дмитрий Вениаминович относился к этому с легкой иронией, мол, как говорится, «чем бы дитя не тешилось». Но сейчас, когда он невольно находился в шкуре противников Быстрицкого, ему было совершенно не до смеха.
Заседание 31 декабря имело ещё одну, совершенно бесполезную, как считал Дмитрий Вениаминович, цель – оказание помощи тем, кто не успевает выполнить своих обязательств к 31 декабря. Глупость этой цели была в том, что если уж к 31 декабря кто-то что-то не успел, то никакая сила или помощь не сможет уже спасти. Как уныло смотрелись на этом совещании те, кто не справился. А сегодня и ему, Дмитрию Вениаминовичу, придётся стоять, понурив голову, и мять нерешительно в руках свою кепку или закусывать нижнюю губу, кидая взгляды мольбы в просьбе о помощи.
Но, как ни странно, его это совершенно не пугало. | Интересно, что чувствует человек, смирившийся со своим поражением, идущим на публичное признание своего фиаско? Стоя перед зеркалом в ванной Дмитрий Вениаминович попытался представить, как бы он выглядел в этом случае?
Впалые глаза, втянувшиеся щеки, затравленный взгляд, тёмные мешки под глазами – следы бессонных ночей, обязательно должен быть нездоровый цвет лица, и всклоченные волосы. «Нет, - думал Дмитрий Вениаминович, - должно же быть что-то ещё! Ага – нечищеные зубы!» Странно, но почему-то сложившийся стереотип рисовал ему совершенно опустившегося человека, так словно бы всем своим видом он хотел вызвать или презрение или жалость.
Дмитрий Вениаминович ещё раз представил, как должен был выглядеть неудачник в его лице и поднял глаза к зеркалу. На него смотрел цветущий, холёный, да ещё ко всему прочему, нагловато улыбающийся тип, совершенно не похожий на проигравшего. Здоровый блеск глаз, румянец по щекам и эта чертова улыбка.
-А ну не улыбаться! Не улыбаться, кому сказал? – он сделал страшные глаза, но от этого еще более развеселился.
-Нет, Вениаминович, так дело не пойдёт, что за халтура? – он никогда не разговаривал сам с собой, считая это признаком сумасшествия, но сейчас это было как-то гармонично и совсем не пугающе. – Никто тебе не поверит. Ты же должен быть раздавлен, растерян, расстроен наконец.
Он еще раз попытался изобразить отчаяние в глазах, но это было похоже лишь на ироничное глумление.
-Нет-нет-нет, это совершенно никуда не годится! - Если он так посмотрит на Быстрицкого, то, скорее всего, приобретёт себе врага на всю свою долгую или не очень жизнь. Он просто обязан быть сегодня потерянным, у него же трагедия: фабрике просто не чем завтра выполнять план по снежинкам! Наверняка уже разведка донесла Арнольду Моисеевичу, что он уволил своего начальника склада, а работники цеха изготовления до сих пор прячутся по щелям и закоулкам фабрики. Наверняка он уверен, что даже Зотову не удастся ничего сделать с бастующими медведями – основными поставщиками снега на фабрику Снежинок.
Положение для Дмитрия Вениаминовича катастрофическое, по всем параметрам похожее на крах. Запасов, оставшихся с прошлого года, никак не хватит на то, что бы залатать дыры в нынешнем заказе. И поэтому он – Дмитрий Вениаминович, просто обязан выглядеть убитым, но, как назло, именно это у него никак не получалось.
Он уже начал вспоминать какие-нибудь плохие случаи из жизни, но, может быть в силу его возраста, позволяющего смотреть на прошлые неудачи философски, а может быть от категорического не желания выглядеть несчастным, расстройство не желало приходить.
-Ну и ладно! – разозлился тогда Дмитрий Вениаминович и навел в прическе беспорядок. Затем, нахмурившись посмотрел на себя в зеркало, и, посчитав эту меру достаточной, вышел из дома. | Улицы, удивительно красивые, просто поражали воображение. В окнах ресторана «Салют», как всегда в это время, пестрело обилие рождественских украшений. В этом году в огромной витрине были украшенные синими неоновыми огоньками ветки деревьев, а также яркое, подсвеченное объявление о заказе столов.
Недалеко от маленького кафе на углу стоял серебристый, весь сделанный из огоньков и легких гибких веток, олень, который смотрелся в танце падающих снежинок очень романтично.
Снега было не много. Дмитрий Вениаминович сначала нахмурился, но затем подумал, что это ему скорее на руку. Наверное впервые в жизни его совершенно не пугала предстоящая встреча с шефом и угроза увольнения, ему действительно было безразлично.
Нет, дело было не в том, что он смирился с поражением, к тому же, если разобраться, никакого поражения-то ещё и не было, скорее всего, всё что нужно, было уже сделано и изменить ничего было уже нельзя. Отбоялся Дмитрий Вениаминович, отбеспокоился дальше некуда. Всё последующее от него уже не зависело.
Удивительно, но некоторые еще несли аккуратно упакованные ёлочки, спеша домой. Вот ведь кто-то считает что ничего у него в этом году ещё не потеряно! Придёт домой, поставит ёлочку, достанет пыльный коробок с шариками и разноцветным фольгированым дождиком, сделает пару салатов и в обнимку с запотевшей бутылкой шампанского будет смотреть все подряд по телевизору пока не заснет – один. Кто мог бы ещё придумать более отвратительную встречу Нового года?
Дмитрий Вениаминович встряхнул головой, чувствуя что у него на глазах появляются слёзы. Вот тебе и парадокс – когда хотел быть грустным ничего не получалось, а сейчас готов расплакаться, жалея этого вот бегущего с ёлочкой по направлению к метро молодого человека в мятом костюме и скособоченном галстуке.
Снежинки аккуратно, словно бы заглядывали к нему в лицо, и, пугаясь теплого дыхания, мчались прочь. Иногда сцеплялись подвое, а то и по-трое и долго еще кружились над безжизненным асфальтом улицы Льва Толстого, прежде чем падали и разбегались кто куда. Ветер лениво, явно сачкуя, искал слабые места в одежде, что бы пощекотать мягким пёрышком разгоряченное тело.
Когда не удавалось это сделать сразу, терял интерес и, со злостью рванув полы пальто, перепрыгивал через улицу и склонялся над другим прохожим. | Домик начальника Дмитрия Вениаминовича ничем не отличался от общего впечатления старой улицы города. Аккуратный магазинчик букинистики, притаившийся на первом этаже, напоминал скорее седого швейцара в стареньких очках, через которые пристально и недоверчиво рассматривал всех посетителей.
Широкая гранитная лестница, видавшая на своём веку многое, даже не обращала внимание на остроносые полусапожки, одетые Дмитрием Вениаминовичем по случаю холодов. Всегда интересно узнать возраст таких вот вещей. Они массивны и громоздки, но в тоже время совершенно непоколебимы, кажется что даже время обтекает их стороной.
«Интересно, - подумалось Дмитрию Вениаминовичу, - а сколько лет самому Деду Морозу?» В свое время интернет услужливо рассказывал даты и страны, где якобы была рождена легенда и традиция отмечать Новый Год с обязательным Новогодним Дедом. Правда носил он разные имена, приезжал на разных видах транспорта и проникал в дом тоже по-разному.
Каждой нации было даже почётно верить, что Дед у неё свой, единственный, уникальный.
Дмитрий Вениаминович с детства помнил сказки Морозко и ещё пару-тройку подобных, которые пришли к нам из глубины веков, передаваясь от дедов к внукам, от внуков к их внукам и так далее. Поэтому все даты, сообщаемые в интернете, ничем не отличаются от газетных уток – надо было к чему-то привязаться, вот кто-то и взял на себя смелость.
Дед Мороз старый, старый-престарый как мир вокруг. И возраста он всегда одного и того же - почтительно-уважительного. Нет что бы застрять так же на юном или хотя бы зрелом возрасте, скажем лет так 30-40. А с другой стороны, как в 40 лет быть дедом-то? | Дмитрий Вениаминович представил себе 30 летнего молодого человека с бородой до пупа и эта картина его развеселила.
Нет, имидж Мороза продуман до мелочей – куда же носить валенки и шубу в 30 лет? В этом возрасте хочется бегать и прыгать, хотя уже наверное с ленцой, но все же это не возраст радикулита с ревматизмом, что бы вызывать у детей доверие, а у взрослых внимание и снисходительность.
Но сама идея его захватила – надо всё же будет спросить у шефа когда же он родился и…странно, он никогда не был женат, как же тогда быть со Снегурочкой-то? Хотелось конечно поразмышлять и об этом, но как всегда желание знать больше тут вставало на дыбы и требовало оставить всё как есть, что бы не исчезало очарование неведения.
Сказка должна быть сказкой, а не научно обоснованным трактатом на тему: «Это всё, потому чтобы, Вот!» Каждая цель должна быть заоблачной, яркой и прекрасной, что бы стремление её достичь, никогда не ослабевало.
Массивная дубовая дверь с тяжелыми медными ручками в виде головы льва, модными уж неизвестно в каких годах, таинственно нависали над пришедшим, давая ему проникнуться уважением и успеть набрать в грудь побольше воздуха, что бы выдохнуть в открытую дверь с деланной улыбкой…
-Приве-ет! – дверь открыла высокая стройная блондинка с большими томными глазами. На миг прижалась коленкой к ребру двери и медленно скользнула рукой по ней вниз, впечатав свой взгляд прямо в Дмитрия Вениаминовича. Вот ещё одна причина, почему не любил он походы к Деду Морозу, здесь было до невозможности жарко. Вот и сейчас Дмитрий Вениаминович почувствовал как его лоб внезапно покрылся испариной и по спине бойко помчалась подлая капелька пота куда-то вниз.
Снегурочка, (а это естественно была она, кому же ещё быть в доме Деда Мороза-то?) «погасила» свой взгляд и, оставив дверь открытой, ушла внутрь. Дмитрий Вениаминович, кашлянув и справившись со своей неловкостью, медленно приоткрыл тяжелую дверь и ступил на старый, но начищенный до блеска, паркет квартиры. Поковырявшись немного в полумраке, выудил из колченогой тумбочки для обуви ношенные домашние тапочки и водрузил на их место свои сапожки. На полочке уже стояли щегольские ботиночки Арнольда Моисеевича и ещё несколько пар обуви посетителей, коих должно быть ровным счётом около десятка. Дмитрий Вениаминович, представив всю эту толчею, поморщился как от зубной боли. | Скинув пальто и запихнув в рукав шарфик, он одёрнул полы задравшегося пиджака книзу и глазами поискал в прихожей зеркало. Ничего тут за несколько лет не изменилось, зеркала как не было, так и нет.
- Ну и пусть, - подумал Дмитрий Вениаминович, - Может так даже лучше будет. – Он вспомнил, что ему надо выглядеть, как можно более рассеяно, от этого зависит успех всего мероприятия.
Пригладив галстук, он направился на негромкие голоса, звучавшие из дверей одной из комнат. На кухне изредка постукивали каблучки Снегурочки, но самой её видно не было.
-Вот какая умница она, всегда поражался и как всё успевает? – Подумал Дмитрий Вениаминович.
В каминной было накурено и тепло. Несколько гостей, попивая шампанское возле фортепиано (непонятно зачем поставленное тут, так как никто всё равно на нём ни разу не играл), мирно переговаривались о своём, стряхивая пепел с сигар в карманную пепельницу. Три человека стояли на балконе лениво смотря на прохожих. Владелец роскошных лаковых штиблет, завладев креслом качалкой и водрузив его прямо возле весёлого огня камина, находился в гордом одиночестве.
Его одиночество Дмитрию Вениаминовичу было прекрасно понятно. Среди сегодняшних гостей практически все поучаствовали в «соревнованиях» с Арнольдом Моисеевичем, с разными для них последствиями. Вот, например, от стоящего на балконе начальника отдела соки-воды Владимира Николаевича, ушёл очень хороший технолог. Он очень любил детей и не обходилось ни одного новогоднего празднования, что бы отдел соки-воды не приготовил детям сюрприз.
Детское шампанское было как раз его изобретением, которое тут же стало частью ритуала празднования и настолько понравилось детворе, что сейчас и представить трудно праздничный стол без него, разумеется, если в семье есть дети. Но прессинг устроенный Арнольдом Моисеевичем на добродушного технолога вынудил того искать работу поспокойнее. Естественно это не могло не сказаться на объёмах производства отдела Владимира Николаевича, а соответственно и на его отношениях с Арнольдом Моисеевичем.
Егор Викторович, начальник отдела доставки, угловатый, сухонький старичок в очках с изящной оправой, переживший прежнего начальника фабрики Сосулек, тоже не ушёл от «соревнования» с отделом Арнольда Моисеевича. Правда с меньшими потерями. Он попросту отказался доставлять продукцию фабрики Сосулек на улицы города, чем поставил своего противника в очень не простое положение.
Арнольд Моисеевич признал тактическую ничью и перестал ставить палки в колёса службе доставки. Сейчас же война шла с ним, Дмитрием Вениаминовичем. Результат этого безумного противостояния был очевиден, хотя… не будем забегать вперёд, если вы не против? | Сам Дед Мороз, как считали многие, был скорее бренд, чем руководитель. Он не углублялся в дела отраслей, считая что люди, руководящие в своем отделе обладают достаточным профессионализмом и знаниями, что бы руководить производством. Случайных людей на этих должностях не было. Так раньше считал и Дмитрий Вениаминович. Случайные или те, кто не мог справиться, просто никогда не приходили сюда 31 декабря. Они попросту увольнялись задолго до этого «семейного» сбора.
Ходила правда ещё одна ужасная легенда о том, куда деваются начальники отделов, которые не оправдали надежд. Её передавали из уст в уста шёпотом и всегда по-разному, что бы было ещё более устрашающе, но в её правдоподобности можно было сомневаться смело.
Во-первых: никто никогда не видел, что бы начальники отделов казались настолько безвольными и, в случае неудачи, сразу же старались свести счёты с жизнью. Во-вторых: сам Дед Мороз не производил впечатления кровожадного и деспотичного начальника, который бы непременно желал кому-то смерти. Уж скорее наоборот, добрее и милее человека найти было сложно. Работать под его началом было истинным удовольствием.
И, наконец, в-третьих: чего только люди не расскажут на длинных скучных, званых вечерах своими языками без костей?
Общая обстановка была обязана производить благостное впечатление дома и уюта. Обязательные свечи и нежный чайный сервиз с непременным пирогом от Снегурочки, камин и само предпраздничное настроение скорее напоминало корпоратив.
Причём поговаривали, что Шеф не гнушался прибавить час-другой, что бы продлить приятные впечатления и часы на камине внезапно замирали, что бы позже снова начать привычно тикать. Эта легенда тоже стоила проверки, но Дмитрий Вениаминович всегда о ней вспоминал лишь тогда, когда покидал дружелюбных хозяев. | А пока, завладев хрустальным бокалом и налив себе ледяного лимонада из укутанного в фольгированную вату сифона, Дмитрий Вениаминович отправился со всеми здороваться.
Заглянув на балкон и пожелав всем доброго вечера, ущипнул филейную часть начальника отдела соки-воды Владимира Николаевича, так удобно отставленную, словно бы именно для этого. Получив в ответ быстро слепленным снежком, ретировался в комнату и отступил к фортепиано, где курили. Сам он не курил, поэтому пожал всем руки молча, задержав на время дыхание. Арнольда Моисеевича он оставил на закуску, тем более выглядеть ему надо было перед ним помрачнее.
-О, Вениминыч, - улыбнулся ему Арнольд Моисеевич, но глаза остались холодно колючими, - Ты таки пришёл?
Дмитрий Вениаминович чуть приподнял бокал, что бы не жать протянутую руку, и пожал в ответ плечами.
-Шеф. Мог бы не прийти – не пришёл бы. Тем более сам знаешь у меня сейчас на фабрике ЧП.
Арнольд Моисеевич промолчал, демонстрируя свою осведомлённость.
-Кого-то ещё ждём? – спросил Дмитрий Вениаминович, глядя на огонь в камине? Сам, ещё не появлялся?
-Директор фабрики елочных игрушек попал в аварию где-то на Хрещатике и это 31 декабря-то! – причмокнул Арнольд Моисеевич.
Дрова нехотя потрескивали в камине и дым, в лёгком танце с едва различимым гудением уходил в трубу. Помолчали.
В коридоре мерно простукали каблучки Снегурочки по направлению к двери, и в квартиру кто-то ввалился. Ввалился шумно, громко и настойчиво. Послышались какие-то усюсюканья, негромкий вскрик Снегурочки, звонкий поцелуй, а затем сочная оплеуха. Мгновение погодя стал слышен неразборчивый голос хозяина квартиры, звучавший с укоризной, и перестук каблучков, убегавший на кухню.
В каминную, церемонно, раскрыв настежь дверь, с непременным фиглярским поклоном ворвался Артём Павлович – директор фабрики елочных игрушек, речь о котором шла буквально несколько минут назад. Сразу за ним вошёл Дед Мороз, виновато прищурившись.
-Приветствую всех, категорически! – делано махнул рукой Артём Павлович и тут же впился зубами в огромный не чищеный апельсин, который достал из кармана своего пальто.
-Вот, полюбуйтесь. – Вздохнул Дед Мороз. – Успел не только попасть в аварию прямо на повороте, да ещё и надраться тут же с девушкой в которую врезался, коньяком, который вёз.
-М-м-м, - сладостно закатил глаза Артём Павлович, -Чертовски хороший был коньяк!
Все сдержано улыбнулись. | -Так, а где же девушка? – наклонился к ним из кресла-качалки Быстрицкий.- Надо было и девушку сюда забирать.
-Ах, какая это была девушка. – Бросился к нему раскрасневшийся Артём Павлович и схватил его за руку, - Какая девушка! Глаза – море, волосы – шёлк, а какие руки… - он закатил глаза в упоении.
-А что у неё была за машина? – поинтересовался Арнольд Моисеевич.
-Да отстаньте вы от меня с этой машиной! – разозлился Артём Павлович, - белая какая-то, не в этом суть. Да и кому я это рассказываю? Что вы понимаете в женской красоте? – он картинно воздел к потолку глаза, с характерным театральным жестом руки.
-Очень даже понимаю, - обижено отозвался Быстрицкий, - Вот например Снегурочка очень красивая девушка.
-Какая Снегурочка? – тут же спросил Борис Николаевич, зашедший на шум с балкона.
-Так! – наконец послышалась строгость в голосе Деда Мороза. – Все собрались? А ну марш за стол!
Неудобные разговоры прекратились и все стали неторопливо занимать места за столом. Метался только один Артем Павлович, который никак не мог определиться где ему лучше быть: поближе к шефу или же к камину. Но скоро и его усадили.
-Очень рад. – кашлянул Дед Мороз, и свёл пальцы рук в замок, - очень рад что мы снова собрались нашей тёплой, семейной компанией снова за этим столом, как много раз до этого, также, как мы собираемся каждый год.
Он сделал паузу, тем самым подчеркивая значимость сказанного и, обведя всех взглядом, продолжил:
-Каждый год, все мы вместе, прикладываем массу усилий для того чтобы нести людям радость и счастье и нет сомнений что за этим столом собрались, как всегда, самые лучшие.
Каждый воспринял эти слова по-разному. Дмитрий Вениаминович подивился как одни и теже слова каждый год звучат по-разному. Он вспомнил то необыкновенное чувство гордости, переполнявшее его всего лишь каких-то четыре года назад, когда он впервые оказался за этим столом. Тогда на него смотрели сочувственно – фабрика Снежинок считалась скучной отраслью и, вместе с фабрикой Сосулек была второстепенной по важности. Но Дмитрий Вениаминович сумел грамотно подобрать команду, которая шагнула далеко вперёд, внеся в производство снежинок интригу, неожиданность, сюрприз. Он сделал фабрику флагманом величайшего праздника. Именно о нём стали говорить на собраниях, спорить в курилках и стремились познакомиться ближе. | Но сегодня будут говорить не о нём. Именно фабрика Сосулек в этом году взбрыкнула, взвилась на дыбы и помчала вперёд семимильными шагами. Она тут же покинула задворки, обошла отрасли до этого считавшиеся фаворитами и вцепилась мертвой хваткой в лидирующую ступеньку, которая на данный момент была занятой фабрикой Снежинок. Арнольд Моисеевич сумел всех не просто удивить, а практически вселил в души соперников суеверный ужас, потому что его работники просто поразили всех тем количеством реализуемых идей за минувший год, а также своей энергичностью и неутомимостью. Но вместе с тем, никто не хотел с ним связываться, зная, что в случае противостояния ничего не сможет противопоставить неутомимому Арнольду Моисеевичу. Быстрицкий заслуживал уважения, но…несколько переигрывал.
Все за столом общались, шутили, передвигали посуду, и были единодушны только в одном: практически никто не поднимал глаза, боясь встретиться взглядом с Арнольдом Моисеевичем. Он же, в свою очередь, пытался поймать чей-нибудь взгляд и сидел за столом независимо.
Дмитрий Вениаминович поймал себя на том, что тоже не хочет смотреть в сторону Быстрицкого, предпочитая больше видеть улыбчивое лицо Деда Мороза, чем бледное и напряжённое лицо Арнольда Моисеевича.
-Как всегда, по уже сложившейся традиции, - продолжал Дед Мороз, - У всех, кто приносит в души праздник, в моменты празднования, идёт горячая и напряжённая работа. Но именно благодаря нам, именно благодаря вашему самоотверженному труду, до сих пор и существует само понятие праздника. Спасибо вам за это.
Он уже натренированно поднялся из-за стола и поклонился в сторону гостей. Это тоже была часть церемонии, повторяющейся каждый год. Она должна была вселить в души тех, кто тут первый раз, гордость и нечеловеческую веру в свои силы. Но для остальных…
Дмитрий Вениаминович незаметно обвёл стол взглядом, все откровенно скучали. Это было не мудрено, так как у каждого были какие-то свои проблемы, интересы и планы на сегодняшний день, а вместо этого все выполняли неукоснительную корпоративную традицию. Но для Дмитрия Вениаминовича сегодняшнее мероприятие было очень важно. От того, как всё сегодня пройдёт, зависит работа целого коллектива, который требовал уважения, и сдаваться Дмитрий Вениаминович не собирался.
Скорее всего, это чувствовал и Арнольд Моисеевич, который был бледен больше обычного, и сохранял странную сосредоточенность. | В тишине поклона раздались жидкие одиночные аплодисменты, устроенные Артёмом ради шутки. Но они быстро и виновато завяли.
Дед Мороз по-старчески крякнул и стал неловко усаживаться, даже не удостоив взглядом сегодняшнего клоуна. Чувствовалось, что он много хотел ему сказать, но в данный момент это было пустой тратой времени.
-Начнём же пир! – сказал наконец глава стола и хлопнул в ладоши, -Снегурочка!
Каблучки Снегурочки процокали к двери комнаты и на пороге замерла, практически сорвав вздохи со всех мужских уст, дедушкина внучка в очаровательном коротеньком платьице. В таком, сугубо мужском коллективе, это была самая жестокая часть обязательной традиции, и Снегурочка выполняла свою роль безукоризненно волнующе.
В момент, когда она входила в каминную и открывала оригинально замаскированные колпаки на уже расставленной на столе еде, изящно нагибаясь тонкой ручкой сдергивала льняные салфетки с приборов, и при этом виновато улыбалась. Когда, словно бабочка крыльями, трепетала длинными ресницами, казалось, воздух в комнате становился ватным и неподвижным, и с десяток сердец стучали в унисон так громко, что были, наверное, слышны на улице. Она не оставляла равнодушным никого и, как все прекрасные девушки, зная о своей власти над мужчинами, впитывала каждый брошенный на неё жаркий взгляд как губка впитывает воду.
Она была волнующе молода и соблазнительно красива. Её походка пленяла безоговорочно, а взгляд убивал на повал. А стоило ей, совершенно случайно, коснуться своим запястьем кого-то, как щёчки её тут же вспыхивали милым, малиновым румянцем.
Ах, это были самые мучительные и сладостные минуты, проведённые за столом для всех. Никто никогда не пытался заговорить с этим изящным ангелом, боясь тут же быть задушенным остальными. После её дефиле, всем мужчинам, причём даже не курящим, до безумия хотелось курить.
Снегурочка, открыв все яства и одарив всех лучезарной улыбкой, также неуловимо покинула каминную, оставив легкий аромат своих духов.
Ах, какие тут были блюда, какие блюда… Праздничный стол Деда Мороза безусловно достоин целой главы…нет, двух глав…нет-нет, целого отдельного рассказа, потому что самый требовательный гурман не смог бы тут ни к чему придраться. Блюда были бессовестно вкусны и внешне выглядели восхитительно, а их обилие возбуждало жуткий, просто звериный аппетит.
«…К сожаленью, день рожденье, только раз в го-оду…» - Почему-то ни к селу, ни к городу пропел в голове у Дмитрия Вениаминовича голосом Василия Ливанова крокодил Гена из детского мультика. Хотя это было не совсем так, потому что не было никакого разочарования у Дмитрия Вениаминовича, к слову говоря, как и у многих других гостей – все отбывали повинность. | После того как будет утолён аппетит и сметена первая волна кушаний с праздничного стола, именно после того как опустеет первая бутылка шампанского и чуть раскраснеются от хмеля лица, начнётся самое главное событие застолья. Почему-то именно так, непринуждённо и непременно за едой, проявляя поразительную осведомленность в делах, любил принимать отчёты о проделанной работе Дед Мороз.
Все не спеша, делились своими успехами, переговариваясь междоусобчиком и вполголоса. Дмитрий Вениаминович по красноречивому взгляду Деда Мороза понял, что ему уготована участь «стоять» до конца и именно он сегодня будет «съеден» последним, как коронное блюдо.
Всё вроде бы шло как обычно. Потихоньку складывалась общая картина подготовки. Самым интересным был пожалуй рассказ Артёма Павловича, в силу его перенасыщенностью красочными эпитетами и бурной эмоциональностью самого рассказчика. Единственное, что выбивалось из уже привычной картины, так это то, как осторожно посматривал на Дмитрия Вениаминовича начальник службы доставки Егор Викторович, при этом очки его таинственно поблескивали, придавая ему зловещий вид. А также сузив глаза, свысока, иногда бросал на Дмитрия Вениаминовича свои взгляды Арнольд Моисеевич.
В целом, как можно было судить по докладам, все были готовы на 100%. Беспокоило деда Мороза только одно обстоятельство, что на улицах пока не многоснежно (говоря своё ПОКА, дед Мороз сознательно подчеркнул его интонацией), а также он проявлял озабоченность излишней активностью фабрики Сосулек. Но так как виновники беспокойства (коими являлись Арнольд Моисеевич и Дмитрий Вениаминович) не проявляли должной активности, трапеза прошла без проволочек. Всё смещалось на «факультатив», когда все разойдутся.
Чуть погодя, когда все формальности были соблюдены, Арнольд Моисеевич и Дмитрий Вениаминович были приглашены в кабинет хозяина дома, куда также на некоторое время заглянул Егор Викторович – начальник отдела доставки. Он был несколько напряжён и бросал странные взгляды на Арнольда Моисеевича. На Дмитрия Вениаминовича смотреть он избегал, на что сам Дмитрий Вениаминович не обижался, мало ли что может быть на душе у человека?
Дед Мороз предложил всем отведать уже стоявший здесь кальян.
-А что? – он поднял брови, на молчаливый вопрос гостей. – Почему мне нельзя? – И, уже пуская клубы ароматного земляничного дыма, гнусаво проговорил – Мне нравится. Рекомендую. | Не отведать угощение было бы скорее не вежливо, поэтому не курящий Дмитрий Вениаминович, посчитал что ничего не нарушит, если попробует прикоснуться к заморскому ритуалу.
Когда в ярко-красной колбе уже весело булькала вода, и кабинет наполнялся приятным запахом табака и земляники, Снегурочка принесла, необходимый по ритуалу, кофе. У Дмитрия Вениаминовича в очередной раз засосало под ложечкой и всё предательски похолодело внутри.
Снегурочка одарила его своей ослепительной улыбкой и, в который раз, выбила этим из его лёгких весь воздух. Она была безумно хороша. Молодая, цветущая, просто полыхающая той необыкновенной магнетической энергией, которая выделяет необыкновенных людей среди тысячи других. Но…что-то в Снегурочке его насторожило. Дмитрий Вениаминович нахмурился и еще раз внимательно заглянул в её широко распахнутые глаза, чем несколько стряхнул с себя неловкое оцепенение.
Нет, всё было как обычно. Открытое лицо, чувственные губки с очаровательной родинкой на нижней губе, словно бы светящиеся изнутри волосы, высокий лоб, фигура, походка, облегающее короткое платье – всё было просто восхитительно, разве что…что-то неуловимое, что-то такое, что Дмитрий Вениаминович не мог пока назвать, всё же его беспокоило. Он проводил Снегурочку взглядом до самых дверей. Она, казалось, ждала его взгляда, и возле самой двери снова повернулась, обожгла его своим лазурным взглядом и улыбнулась, заставив его от неловкости покраснеть.
Дмитрий Вениаминович попытался вернуться в комнату к собеседникам, и ему удалось это с очень большим трудом. Егор Викторович сетовал на то, что в связи с урбанизацией и всё большим захватом страны Интернетом между домами натягиваются всё новые и новые провода, которые становятся существенной помехой для оленей, развозящих снежную почту.
-Машин стало столько, - говорил Егор Викторович жмурившемуся от удовольствия Деду Морозу, - Что олени просто пугаются и шарахаются в стороны, грозя перевернуть сани. А поднимись выше, есть риск проскочить мимо! Всю оптимальную высоту как паутина занимают провода коммуникаций. Уже задействованы в доставке негабаритных грузов и полярные совы, и даже волки с лисицами, чего обычно никогда не требовалось.
Дед Мороз согласно кивнул.
-Справитесь?
-Вполне! – улыбнулся Егор Викторович и посмотрел на Дмитрия Вениаминовича. – Я, наверное, пойду? | Он неторопливо попрощался со всеми, задержался у Дмитрия Вениаминовича и чуть слышно шепнул: «Всё в силе». После этого незаметно пожал ему руку и скрылся за дверью.
Арнольд Моисеевич, обещавший сказать что-то «очень важное» Деду Морозу и, только поэтому оставшийся, молчал весь разговор.
Дед Мороз кивнул Дмитрию Вениаминовичу, когда за Егором Викторовичем закрылась дверь, и, пуская в потолок сизую струйку дыма, наконец, перешёл к главному.
-Справишься с проблемами, Дима?
Для Дмитрия Вениаминовича не стала чем-то неожиданным осведомлённость начальника, а каналы по которым он узнал, кажется, сидели тут же рядом и сосредоточенно бледнели (Арнольд Моисеевич не умел скрывать своих эмоций). Отпираться смысла не было, но и чрезмерно показывать свою уверенность было нельзя, мало ли что еще может натворить Арнольд Моисеевич в оставшееся время.
-Ситуация не из простых, Дедушка. – вздохнул Дмитрий Вениаминович. – Но я надеюсь на то, что всё наладиться. Я уже отправил Зотова к поставщикам, жду его возвращения. В остальном же, все готовы работать с утроенной силой, правда, мы понесли некоторые потери, но нельзя же было всё спускать на тормозах? | По тому, как переглянулись Дед Мороз и Арнольд Моисеевич, Дмитрий Вениаминович понял, что попал в десятку. Стало интересно, Арнольд Моисеевич специально остался, что бы насладиться своим триумфом или есть ещё что-то в его игре? Это пока было не понятно.
-Вот, - Дед Мороз кивнул в сторону Арнольда Моисеевича, - Арнольд готов тебе оказать посильную помощь, конечно, если она тебе требуется.
Дмитрий Вениаминович оценил, как велико желание Арнольда Моисеевича его потопить. Пожалуй, он не смог бы точно также лишать соперника последнего шанса спастись, будь то даже лютый враг.
Арнольд Моисеевич был бледен, как смерть и, смотрел на Дмитрия Вениаминовича, почти не моргая. Интересно, что сейчас по его мнению должно было произойти? Дмитрий Вениаминович должен был упасть в ноги и молить о помощи или, может быть, подписаться в собственном бессилии и тут же сложить полномочия? Не важно, что бы это могло быть, но что бы это ни было, Дмитрию Вениаминовичу именно этого делать никак, никак не хотелось! К тому же никто не знал истинное положение дел так, как знал его он, а, следовательно, игра продолжалась.
-А что Арнольд Моисеевич? – поднял бровь Дмитрий Вениаминович, так, словно того о ком они сейчас говорили, здесь сейчас не было и в помине.
Дед Мороз ещё раз усмехнулся и, кинув взгляд на Арнольда Моисеевича, сказал: | -Да, говорит, ты ни когда не признаешься в том, что не сможешь справиться. Мол, предлагал тебе помощь, собрать антикризисный совет, ну там, то да это… - он неопределённо покачал головой.
-И как? – Дмитрий Вениаминович сжал губы в обиженную полосочку.
Дед Мороз теперь уже рассмеялся громко и от души.
-И не сознаешься! – резюмировал он. – Снегурушка! – крикнул он в сторону двери. Потом снова повернулся к Дмитрию Вениаминовичу:
-Но согласись, что сейчас твой склад пуст!
-Пуст. – кивнул Дмитрий Вениаминович и бросил взгляд в сторону Арнольда Моисеевича. Тот слегка обозначил улыбку на своих пухлых губах и облизнулся.
К двери бойко процокали уже знакомые каблучки и, вместе с ароматным запахом табака и кофе, в комнату, казалось бы, ворвался свет.
Снегурочка была очаровательна. Теперь на ней было узкое, строгое платье-чулок практически до колен, и высокие, изящные сапожки с длинной шнуровкой. |
1|2|3|4|5|6|7|8К списку тем
|
