Форумы-->Творчество-->
1|2
| Автор | Z---<@> Храм Бухатумры <@>---Z |
|---|
Кто-то из модеров удалил старую тему... Я перепишу историю ещё раз, нельзя что бы такое великое произведение пропадало. Напомню ещё раз, автор этого произведения - Яков.
~° Змееед Первой Крови °~
Прямой и светлый, словно острое шипение приникнувшего к земле тёмного эльфа, вышедшего на балкон и не нашедшего его, лежит путь-дорога. Взнесён вверх непобедимый алебард имперского защитника над хрипяще кричащим скорпионом. Вдоль дороги канал, полный чистой минерализированной воды, и в редкие минуты, когда скрывается за поворотом караван, исчезает в стенах замка последняя повозка и падает в пыль последний оборванный вскрик, можно услышать неземное подводное пение манящих и дурманящих рыб.
Дорога начинается на ступенях муниципалитета. Напротив стоит виселица и на ней качаются полуразложившиеся трупы главного преступника империи – Империи. Чуть поодаль – верфь, а за ней, перед ней и повсюду – чистые луга и поля, покрытые ясным венком цветов и бурно поросшие травой.
Наверху муниципалитета начинаются границы нового, скроенного государства. И в том государстве нет никого всегда. Словно зубья злодея, живущего далеко за озером, там изредка пробиваются сквозь грозную и несокрушимую цитадель иссохнувшие черные грибы, несущие неведомое. Нечто неведомое и страшное, то, о чём люди боятся думать, но думают уже более 300 лет. Человек боится черного гриба, и любой бежит прочь, лишь почудится ему выросший под столом черный гриб. И не всегда выступают они ночью, но всегда меркнет день, когда изрыгает земля из себя черные грибы. Поговаривают, будто в них затаены души давно умерших людей… Запуганные шёпотом грибов паладины бегут прочь из своих не тех домов, и сбегают с крыш резные флюгера, и всё, что есть в доме, бежит в безоглядочную даль. И взвесен дым.
[Игрок забанен смотрителем Lexa до 2009-02-07 10:54:30 // украшение темы вензелями, рецидив] | •••###•••
Повар Бтр только что закончил свой тяжёлый и до кучи трудовой день. Он решил пойти домой, но перед этим сел. Он вовсе не хотел садиться, но, видимо, салат и супная ложка весили очень много.
- Хорошая супная ложка, – послышался вечерний одинокий голос.
- А пта та вта, - заозирался по сторонам повар. Он был боевой малый и носил с собой арбалет.
- Бха! Но вот беда – слишком тяжёлая для тебя. Ты даже не сможешь её поднять.
Повар убил двоих воров и взмыл вверх, спасаясь от полчища слепых мышей, пробежавших на другую сторону дороги.
- Что тебе тут и как?! – не своим голосом вскричал повар Бтр, вдруг вспомнив, что он запер в кладовой выводок поросят. – Ага, - прибавил поварной хозяин, обнаружив, что он потерял в большом зале своё лицо.
- Тха, тха, тха… - послышалось из сгустившегося тумана. Под ногой хрустнуло и тьма обволокла все дома вдалеке.
- Бха тха… Бха тха… - зашелестело вокруг. На шесте что-то появилось.
- Тутал-лала!!! – вскричал повар и, выхватив офицерский тесак, ринулся к шесту. Тот раскачивался и стонал, словно тосковал он на земле, на которой стоял с незапамятных времён.
- Тха… - в темноте вдруг сверкнула вспышка чёрного и непроницаемого мрака и старые ржавые цепи окутали ноги лауреата поваров. Упав, повар перекатился несколько раз, подгоняемый смертельным ужасом, всё быстрее и быстрее. Вдруг с крыши усадьбы Манова упал альпинист Манов и разбился, выворотив шлем и превратив свою голову в блюдо из курицы под соусом.
Повар дико взглянул на шест, но это был уже не шест, а огромный черный гриб – он с трудом выполз из земли, и искрой пробежали по шляпке гриба судороги. и демоническим смехом рассмеялся гриб.
В темноте на дороге зияла яма. Повар из последних сил подобрал альпеншток незадачливого скального жителя, бывшего профессора и красавчика Манова и, на миг удержавшись на краю выгребной ямы, упал вниз.
Но Бтр не разбился. Силуэт огромной руки мелькнул в окне и вот он уже ЗА окном и всё приближается скорее скорее скорее сейчас он схватит-меня-прощай-поросёнок-я-не-успл-тбя-доварить-и… | О Бхатха Бхатха Бхатха
Бхатха ты поедаешь черепа свои и их черепа и черепа своих черепов
Тебе подвластно сознание человеков и ты поедаешь их
И тех, кто идёт за тобой, ты поедаешь и проглатываешь и сплёвываешь кости
Бхатха! Ты видишь – мёртвые кости повсюду и звери идут по земле и едят кости и улыбаются
Тебе жертвы приносим мы и пожираешь ты их
И взамен ты благословляешь нас и даёшь нам силу
То, что движет нас
Бхатха мы верим
Величие крови жертв твоих мы вкусим вместе с тобой
Тогда будут попраны враги наши и восторжествует убийство их и увидим мы апофеоз смерти
И ты видишь сквозь дверь
Бхатха! Бхатха! Бхатха! | ~° Змеекус Второго Кусочка Печени °~
Но ещё раньше начинается ещё одна дорога, ещё не выложенная цементом и не выкрашенная краской. Никто не знает, куда она ведёт. Но зато все знают, что дорога эта начинается в кабаке.
В библиотеке, в третьем от выхода шкафу лежит ларец. В этом ларце лежит книга, возраст которой – сотни, быть может, тысячи лет. И немного проходит времени, и вот уже полустертые символы её погружают читателя в мир, порожденный больным воображением и расстроенной фантазией…
Вот что гласит истлевшая рукопись:
…сли вылезти из-под стола, вытащить из-под полы наполувину пропитого мундира нож, всадить его под ребро бармену и три раза провернуть, а потом залезть на стойку, встать на задние лапки и посмотреть в призрачную, окутанную ласковым туманом неизвестности даль – то можно увидеть силуэт отсутствующей двери, а за ним, если шагнуть под угрожающе нависший клубящийся дух пережаренных индеек, - тропинка, покрытая чистым, как слеза паука, инеем… Многие храбрецы вставали на этот путь, на котором нет пути назад. Все они проводили обряд инициации, проводимый человеком в надвинутой на глаза черной шляпе. Единицы смогли доползти до ступенек. И лишь один из всех, бывший военный и будущий исчезнувший человек, а тогда насквозь пропитавшийся брагой лесовод сумел войти в дверь и даже сделал на ней запись, которую мы не смогли расшифровать: БХА; но рецепт снадобья нам доподлинно известен, хотя мы не… | •••###•••
###
Отставной сторож Штопор-то-где, прошедший не один десяток битв, заслуживший и отнявший множество наград, брёл по заснеженной улице, глотая завывающий холод. Подойдя к своему дому, он уже ступил было на порог, но обнаружил, что ступил и перед уходом запер дверь изнутри. Сторож решил было постучать в окно, но в доме не было окон и вообще Штопор-то-где жил один.
- О-хо-хох, - огорчился сторож. – Придётся опять возвращаться домой через погреб с привидениями.
И он вернулся назад, на площадь, где нещадно пекло огромное солнце, и, кажется, плавилась сама земля. Над муниципалитетом, выше укроенного дворца, вилось новое знамя – с тех пор, как погиб Император, каждый день появлялось новое существо, чаще всего какой-нибудь зверёк или насекомое, устанавливающее свои законы. И каждую ночь слуги тайно выносили через чёрный ход наглухо закрытый ящик и заносили внутрь новое кресло – первое, что делал каждый новый тиран, это подбирал себе удобный трон.
Было жарко и с небес необразуемо парило. Сторож краем глаза заметил у дороги два или три золотистых дымящихся трупа. Судя по всему, тела были хорошо прожарены. С утра крошки в рот не бравший Штопор-то-где-топор-сан отогнал от себя китайские человекоядные мысли и пополз дальше. Жара выедала из воздуха куски скелета.
Внезапно раздался шум сверху – это вспыхнуло знамя на позолоченном эндшпиле, но сторожа ничего такого не интересовало. Было слишком жарко, и медленно запекался мозг. И последняя мысль проскользнула в пригоревших извилинах: придорожный канал, да, надо найти канал, там сыро и прохладно и я наконец-то смогу согреться, ура, ура, урарум…
Дрожа зубами и приплясывая от холода, сторож выскочил за поворот и устремился вместе со своими друзьями к пивному погребу, где можно было спрятаться от невыносимой жары. Перегруженный печалью и дивною жизнью солдат Штопора-то-нет совершил ультрамариновый прыжок и в шесть счётов очутился возле канала и уже хотел нырнуть, подняв тучу сапфировых брызг…
В канале не было воды.
В канале была кровь. | ###
...и потемнело небо, и отвернулось солнце, и бессильно зарыдал имперский стражник, уронивший свой ярко отточенный алебард. Сверкнула молния, блеснул сорвавшийся эндшпиль, вздохнул убитый им человек. Жужжащие мухи падали одна за другой, задрожали стены изукрашенного дворца. На ступенях тут и там лежали человеческие внутренности, и лилась кровь.
Кровь весело текла и пузырилась. И глубоко на дне канала всё ещё жили рыбы и пели свою кровавую песнь и вели свой кровожадный сказ… И когда смеялись рыбы, тогда всплеск крови разбивался о древние колонны, с которых осыпался камень.
Штопор-то-где видел всё это. Он бросился бежать. Неширокая тропинка, уходившая в сторону от имперской дороги, так уютно светилась в темноте… | ~° Змеегрыз Третьего Радужного Глаза °~
Среди вырисованных набросков и чертежей особенно виден дрожащий рисунок – карта древнего народа, безмятежно живущего здесь многие годы назад.
Их монолитные города были сотканы из солом и цветущих трав; потоки чистой воды днём и ночью обрушивались на резные фигурки из камня, разбиваясь о невесомые крыши, едва поддерживаемые каменными стенами, были украшены переливающимися металлами и камнями, заглушая шёпот тех, что строил и строил города – строил их изнутри, разрубая стропила и возводя своды. И никто не мог выбраться из-за неприступных стен и дверей, никто не мог войти в город, и никто не мог зайти туда – неся свет и темноту вместе с ним. Но лучи Солнца, разорвавшие сплошную пелену ночных сумерек, осветили древние города – и струи водопада засияли; и вся вода, до единой капли, обратилась в огонь. Гремящее облако пламени на миг зависло в воздухе, будто замерев в нерешительности, дрогнуло – и рухнуло вниз.
…Они не были увидены, эхо пустынь - не мерное настораживающее гудение, звенящее в тишине – отчего, почему не молчит? Не сжатый дым, скрученный в тугой узел - нет; и вкус был ничем. Но лучами рассвета были разбужены они – кто – неясными, еле заметными силуэтами ползли под камни, прыгали, словно крабы, дерущиеся цепью у костра и разгрызающие черепа других, чтобы занять место в тепле у воды; и прыгая и танцуя вокруг камней они, жившие здесь и не видевшие того, что вокруг – взгляды их долго были обращены внутрь, и не привыкли к птицам и щебету рисованных на камне зверей – они прыгнули изо всех сил в последний раз, неистово вырвались вверх – и исчезли, освещённые насквозь, не существующие нигде более чем в мыслях и песнях и стройных теориях, в самих себе, внутри их… | •••###•••
###
Рыболов Руль’видишь с трудом вырвался из сна и неуловимым броском морского кота выбежал из хижины, едва не сорвав дверь с петель, если бы была дверь. На побережье было пустынно, догорали клочки бумаги, и впервые за последние девять дней поднимался ветер. Руль’видишь достал в сарае копьё и ловушку и хотел захватить сбрую, но та уже давно истлела от ржавчины и плесени – рыболов уже не ловил ручных боевых рыб полутора локтей в диаметре для охраны заводей и проходов в горах. Случаи грабежей и убийств участились в последнее время, ибо мирным рыбоводам нечем было заняться. Рыбы прятались от мощных ударов вёсел и света вспыхивающих костров. Рыбы плыли в глубину, к водорослям.
Но сегодня рыбы поднялись со дна.
Рыболов уселся в повидавшую виды лодку, поднял парус и спешно отплыл от берега. Светило солнце, и ветер срывал пену с гребней волн, и молчаливым неломаемым строем слева и справа шёл флот – десятки элитных кораблей, сверкающие белизной краски и стальным металлом парусов. Сплетённые из руна элитных баранов рыболовные сети, аккуратно свёрнутые, лежали на палубах, множества гарпунов и солёных окороков хранились в трюмах. Руль’видишь увидел флот, схватил тяжёлый железный шар на цепи, раскрутил его над головой и вскоре остался один.
Наловив небольшую корзину рыбы, Руль’видишь повернул назад и уже хотел поплыть домой, но внезапно ветхий парус лопнул, и в руках у недоуменного рыболова остался лишь обрывок грязной просмоленной ткани. Рыболов полез на дно лодки за вёслами и заметил, что ловушки уже нет – она уплыла, нахмуренно двигая челюстями.
Внезапно море затихло. | | КАК!!! Кто посмел удалить старую тему? | ###
Руль’видишь перестал переругиваться с пассажирами на дальнем конце лодки, чтобы те ели потише – лиц их он не видел – и выглянул из окошка каюты. И тут он увидел такое, что заставило его забыть про несуществующих людей на полуметровой корме без бортика…
Бесконечное море простиралось вокруг, и до самого горизонта ни единой волны не виднелось на бескрайних полях. И море не плескало больше, и дул ветер. Ветер усиливался с каждым мгновением, стремительно вращая поднятый из воды неразбитый корпус давно затонувшего корабля. А вода не двигалась, и становилась всё тише и тише...
Ураган винтом вырвался вверх, унося останки корабля за собой, вода чуть поднялась, судорожно заискрившись, и океан замер.
Тишина воцарилась над морем, солнце ярко светило, как раньше, а посреди водной глади покачивалась утлая лодчонка, и на ней стоял, выпрямившись во весь рост, бывший императорский рыболов и советник Сдтон’Хэз’Руль’видишь и задумчиво смотрел вперёд. И сделался океан ровным, как зеркало.
Алая рыбка вынырнула вдалеке. Размахивая хвостиком и плавничками, рыбка витала над водой, блаженно прикрыв глазки. И заметив рыболова, рыбка игриво подмигнула ему. Сияющий зрачок взглянул на горизонте, и водная гладь единым фронтом отразила ослепительный свет. Солнце потускнело, вокруг была только белая стена, и Руль’видишь ослеп. В ту же секунду скользкие и холодные ладони невидимых чудовищ обхватили рыболова, и их было всё больше, и они скручивали рыболова всё туже и туже, перекрывая дыхание.
Какой неприятный вкус у этих водорослей… | О Бхатха
Бхатха мы знаем мы были отравлены мы разлагались мы были мертвы
Ты исцелил нас
Мы не слышим – ты отнял у нас слух
Мы не видим – ты отнял у нас зрение
Но мы чувствуем ибо ты дал нам сердца; мы ощущаем – ты уже здесь
Бхатха пыль и песок скрипят под тяжёлыми шагами
Они говорят: ветер нашёптывает им
Поёт о тёмных лесах, где капает вода
Поёт о тусклых пустырях, где лунный свет заливает холодные камни
– и он поёт о страхе
Древний выгоревший страх, чьи грани остры, словно сотни ножей и зорки, как тысячи стрел
Ужас и плач, который извергает извергает сама земля чёрные грибы
Чёрные грибы
Разрывая свои одежды земля порождает их – чёрные грибы души скованные ржавыми обручами
И птицы бегут – забыв что имеют крылья – хрипят вырывая себе языки
Чтобы не слышать, как солнце земля и небо шепчут о Храме
Бхатха! Бхатха! Бхатха! | ~° Змееглот Четвёртой Длани °~
Веками имперская дорога была тиха и спокойна, и долгие годы по ней лишь изредка проезжала телега, несомая молчаливой лошадью, словно пушинка, и в тени деревьев мирно цвели сладкие кустарники и колосья небывшего хлеба. Но был день, ясный как небо, и за ним был вечер, тихий как море, и была ночь, и эта ночь была озарена заревом пожара. Ярким пламенем вспыхнули факелы, и засияли древние доспехи и стальные клинки, и ожил и зашевелился имперский тракт. Тысячи людей ползли по нему, сотни зверей в меховых шкурах, потрясая оружием, выкрикивая яростные, пропитанные ядом слова; деревья дрожали от звука десяти тысяч осадных машин и колесниц; крылья птиц увязали в пропитанном дымом воздухе. Свирепая волна катилась по камням и щебню, и впереди всех бежал человек.
Далеко перед ним простиралась деревня, где мирно варили кур; и там жили, спали и хранили в подвалах крепкое вино. И стояли резные кресла деревенских старцев вокруг богатого стола. И была известна кругу старцев истина мироздания, и потому даже во сне величественны и строги были их лица. По случаю урожая развевалось бестрепетное знамя на Высокой башенке, и молчал колокол, ибо была ночь.
Но это было неважно, ибо по дороге бежал человек, и в спину ему дышал горящий сумрак; вились птицы, отчаянно борясь с удушающими сгустками иссякшего воздуха, шипели звери, обращаясь в прах. Крестьянин мчался из последних сил; и, поняв, что ему не спастись, он крикнул, чтобы проснулась деревня и стражник затворил ворота. И ветер услышал его крик и полетел в деревню и ворвался в окно и неслышно коснулся чела часового; и проснулся часовой. Удар в колокол разорвал тишину, и в тот же момент волна настигла крестьянина; он успел лишь заметить, как старцы выхватили мечи и стали в круг, сверкая хладным взором; и больше ничего не было.
Рассыпчатая дорожка, покрытая песком и пылью, уходит в сторону от имперского тракта, по ней не ездят тяжело нагруженные повозки и не ходят люди. Вначале тропинка идёт через лес, и немало охотников, собирающих ягоды, можно встретить там. И древние записи говорят, что за лесом лежит пустошь, где нет ни единого кустика или веточки, лишь выжженная земля; и в бесконечной пустыне иной раз путешественник находил древний алтарь, высокий столп из первозданного камня. И вокруг него прямые стояли вековые деревья, мёртвые и неподвижные. Ходили слухи о несметном богатстве, сокрытом каменными сводами подножия камня, миллиардах драгоценных камней, и иной раз во время дождя в кабаке какой-нибудь бродяга, алый от волнения, взахлёб рассказывал о чудовище, которое ходит по пустыне, что лежит далеко за лесом. | Огонь нежно обнял меня, убаюкивающе вздохнули недра пожара, и стало тепло и спокойно. Я медленно опустился на дорогу, камень был твёрд и холоден, и неподвижен…
Мостовая мерно и ровно дышала. Я почувствовал всем телом этот неспешный и размеренный ритм. Я резко обернулся: дорога была спокойна.
Еле слышное пение пробивалось из-под земли, приглушённо, словно сквозь толщу воды.
- Что мне делать? – спросил я у камней.
Дорога улыбалась и молчала. Дыхание было мерным и глубоким. «Беги в лес, - прочитал я на разбитых камнях. – В лес, где капает вода».
…чей-то факел опалил мне лицо. Отпрянув, я увидел серые клыки, дымящиеся шкуры и ржавые мечи. Огромные челюсти щёлкали совсем рядом…
Я бежал по тропинке, пролегающей через болота и овраги, никакой тропинки здесь не было и не могло быть вовсе, но за мной гналась стая чудовищ, наполовину волков, наполовину людей или медведей. Деревья с треском валились прямо передо мной – и я перепрыгивал их, подобно зверю. По моему следу неслись адские осадные машины, усеянные шипами и отточенными лезвиями, изрыгающие пламя и смрадный дым, срезали деревья под корень, лязгали и скрипели подобно грому. И рядом с машинами бежали люди, и их яростные крики заглушали рокот взрывов - голодные звери, жаждущие, объятые пламенем.
Вихрем пронеслись последние деревья, и закат осветил огромный каменный столп далеко впереди; полустёртые ступени вели прямо к его вершине.
Красное небо тяжелело надо мной, и я из последних сил карабкался по лестнице. Руки были ободраны, камень выбивался из-под ног, и лезть было тяжело. Но единожды я ушёл от смрадного дыхания смерти, и не мог погибнуть сейчас. Я был слишком высоко, и нельзя было оступиться; вероятно, никто до сих пор не забирался на такую высоту, поручни оборвались давным-давно, ступени осыпались от неверного дыхания, и было очень тяжело. Но я усердно полз, не останавливаясь ни на миг, и я был один. Лестница упиралась в вершину столпа, не было ни двери, ни окна, и дорога уходила в глухую стену. И вот всего десять шагов оставалось до вершины, уже семь, три, последний рывок, и, покачнувшись и словно вздохнув, лестница древнего святилища обрушилась вниз, и навстречу ему поднималось облако пыли...
Они кружились, яростно и озлобленно, рычали и хрипели от досады - наполовину люди, наполовину первобытные чудовища, а я был над ними, высоко, держась за железное кольцо, вбитое в стену. Потом они перестали кружить и бороздить землю, собрались в круг и долго совещались. Они пробовали стрелять; снаряды рвались далеко внизу, и стрелы не долетали до меня. И они не могли вернуться, ибо хотели есть; они обглодали все деревья, что окружали столп, съели всю кору и траву. Звери и людоеды, огромная свора, громадная армия, плачущая от бессилия, они рычали от злости. Очень хотелось разжать руки, но я держался, молча стиснув зубы. Здесь не было даже ни птиц, ни зверей. Горло пересохло, кажется, от жары растрескалась кожа. Я уже не смотрел вниз, не было сил. Слышал, как вдруг они переполошились, загудели: кажется, умер первый из них. Потом была короткая перепалка и странный звук, похожий на чавканье. Они поедали себя. Я больше не мог бороться с темнотой; усталость смежила мне веки, и я заснул.
Во сне я плыл по зелёному лесу, и светло-голубое бездонное небо было надо мной. Деревья улыбались мне, как давнему другу, воздух бы чист и прозрачен, и за мной неслышно шли белки и куницы. Я подошёл к ручью, где бежала кристалльно чистая вода, и обернулся.
Вот они все, сидят передо мной, радостно сияют их глаза, и они счастливы видеть меня. Птицы и звери, милые, знакомые с детства; и нет среди них волков и китов.
- Друзья! - сказал я им. - Я сбежал, я ушёл от смерти, я пережил их всех. Но в тот вечер я видел зло.
Звери улыбались и молчали.
- Да, зло было там, я чувствовал, ощущал его. Зла и ненависти было очень много. Так много, что оно сгустилось и обрело тело и разум. Оно было горячо, как человек, оно дышало, как любой из вас, у него было лицо. Зло было молодо, оно родилось на моих глазах. Вы | Звери улыбались и молчали.
- Да, зло было там, я чувствовал, ощущал его. Зла и ненависти было очень много. Так много, что оно сгустилось и обрело тело и разум. Оно было горячо, как человек, оно дышало, как любой из вас, у него было лицо. Зло было молодо, оно родилось на моих глазах. Вы знаете, что такое пожар? Оно было лесным пожаром; в его взгляде падали горящие деревья и чернела земля. Много лет назад в нашей деревне неистовствовала чума; люди умирали один за другим. И когда было темно и сыро и на улице стоял запах разложения, кто-то ходил по деревне и заглядывал в окна. Я узнал его, это оно ходило тогда, зло. И вот, я встретился с ним лицом к лицу. Зло гналось за мной; порождение ада...
Я приоткрыл глаза на миг и увидел страшные лица зверей и птиц, глядящих на меня; черепа, обтянутые кожей. Я вздрогнул и снова провалился в сон.
Рассвет наступал, шаг за шагом отвоёвывая чёрное небо, и радость и ликование поднимались в моей душе. Было тихо внизу. Я выжил, я пережил их всех!.. Я расцепил руки, наполненные силой и бодростью, и легко и плавно полетел вниз. Разве я когда-то не умел летать? Ведь это совсем просто, и легко и свободно. Я приземлился мягко и плавно и осмотрелся.
Было очень темно и холодно, завывал ледяной ветер, липкими хлопьями валил снег. Я крикнул, но никто не отозвался - ибо прошло много тысяч лет и все умерли. | •••###•••
###
Собачья голова что-то говорила, но слова тут же забывались, и невозможно было ничего понять. Кажется, человек в синем мундире был в гостях, но хозяева куда-то подевались, и на высоком стуле у окна была только собачья голова, отделённая от тела, но живая. Хотелось скорее убежать из этого места, но человек в синем боялся, что собака набросится на него. Спиной прижимаясь к стене, он выполз из комнаты и побежал к двери. Воздух за спиной и по бокам был густым и мрачным, и резкие движения человека в синем увязали в воздухе, словно в болотной воде. На заднем дворе он собрал множество странных гвоздей - коротких и острых, как жало осы, и с широкими шляпками - и втиснулся в узкий изломанный проход в том месте, где сходились две стены. Впереди была ещё комната, и человек с силой бросил у порога горсть гвоздей, зажатых в кулаке. Люди с недоумением проводили его взглядами, а человек в синем из последних сил бежал к выходу. За приоткрытой дверью всё было иначе, чем раньше: там были навалены кучи ящиков и коробок, и кто-то живой прятался в тёмном тумане коридора. "Я сплю", - внезапно осознал человек в синем. "Что? - удивилась собачья голова и превратилась в огромную круглую рыбу с ощеренной пастью. - Как это?". Человек в синем попробовал проснуться, но ничего не получилось. Он был здесь, среди серых и сырых стен, дворов, земли и уже слишком долго, наверное, несколько дней, и это было нечестно - не давать ему уйти. Человек в синем до боли сжал ребристую жёсткую рукоятку меча и с отчаянным хрипом бросился в дверной проём. Собака вцепилась в ногу человека в синем, его собственный крик приглушённо раздался где-то внизу, стена непроницаемого мрака встретила человека, и он очнулся. | ###
Подземный ход освещался рваным пламенем грязных факелов, вбитых прямо в земляной пол, под потолком клубился тяжёлый удушливый туман. Это был туннель, прорытый под рекой; очевидно, человек в синем мундире задремал по дороге домой. Он стоял, опираясь руками о стены (коридор был довольно узок) и вспоминал, что занесло его в этот проклятый туннель.
Местные жители редко пользовались этим "кротовым" лазом, как его окрестили сами строители, едва закончив работу и побросав лопаты; сам же человек в синем, бывший императорский телохранитель, и вовсе перестал заходить туда. Слишком уж неспокойно становилось ему здесь, жутко и безрадостно; войдя в поземный ход, он оставил там безмятежное настроение и вынес беспорядочный хаос мыслей и тяжёлое предчувствие. И не прошло и суток, как сбылись его страхи: Император был убит. Человек в синем был отречён от службы престолу, лишён имени, он чудом не был казнён. И, гонимый всеми прочь, он поселился в небольшом домике вдалеке от города, и на все замки и засовы был заперт окованный железом сундук, где хранилась урна с прахом Императора; не уберегший правителя при жизни, человек охранял его после смерти, словно стараясь стереть прошлое и выполнить свой долг перед Империей. И сегодня ночью человек в синем зажёг свечу и увидел распахнутый и пустой сундук и неизвестного, зажавшего в руках драгоценную урну и суетливо пробирающегося к выходу. Телохранитель бросился вдогонку, на одной из бесчисленных развилок вор внезапно свернул не к мосту, а в "кротовый".
Память постепенно начала проясняться. Выходит, что человек в синем без раздумий последовал за грабителем, он очень долго бежал по туннелю и не заметил, как уснул.
Разумеется, вора и след простыл, разумеется, прах Императора у него; неважно, надо было как-то выбираться самому. Он очень устал. Растаял азарт погони, ушёл сон, и, ловко карабкаясь цепкими лапками, к сердцу подбирался противный страх. "Словно крыса", - подумал человек в синем и огляделся. Конечно же, он был один. "Пожалуй, это даже лучше: надоели эти будто не замечающие меня горожане с их излюбленными взглядами насквозь", - сказал себе человек в синем. Действительно, после смерти Императора общество отвергло человека, но ведь не он один гнался за вором, к нему присоединилась целая толпа ночных зевак - где же они все? И почему его не забрали с собой? И почему человек так долго шёл по туннелю, ведь путь по нему должен был занять от силы четверть часа? Человек в синем ещё раз вгляделся в один конец коридора, затем в другой, изо всех сил напрягая зрение. Где-то вдалеке было темно, и, насколько хватало взгляда, пламя факелов освещало стены, местами затянутые паутиной, бесконечные стены. Внезапно чьё-то громкое дыхание раздалось за спиной. Человек в синем обернулся.
В двух шагах, опираясь руками о стены, стоял спящий человек. Он был почти обнажённый, грязный от долгого пути, ноги стёрты по щиколотку, запекшаяся кровь, покрывающая культи, перемешалась с песком и почернела. На груди копошилась огромная крыса, жующая разлагающуюся плоть. Он очень устал, глаза были закрыты, и бледное лицо было таким жутким и бессмысленным, что телохранитель не выдержал и бросился прочь, но его встретила каменная стена. Раздался глухой удар, и зеркало разлетелось на мелкие осколки. | | После беглого просмотра, что текст был слегка изменён... Видимо Яков слегка подредактировал свой рассказ. | | Ап | | Ап! | Помню, скорблю об уходе великого человека )
Бхатха! ;) |
1|2К списку тем
|
