Форумы-->Творчество-->
1|2|3|4|5|6|7
| Автор | Хроники Зажопинска |
|---|
Да, вот, суд состоялся над Федькой конюхом да юродивым Гришкой. Федька во всём сознался и держал себя достойно и мирно, ко встречи с Богом душу готовя, а юродивый неожиданно от показаний своих отказываться начал. Сказал, что он мол де под пыткой себя оклеветал токмо, но на то он и юродивый, что трёп его слухать никто и не стал. Осудили обоих на казнь смертную, что вызвало возмущение со стороны всех подкупленных за енто время иностранскими агентами. Таковых набралось больше пятидесяти тыщ и оные даже бумагу, какую-то подписать пытались на помилование злодеям. Бумагу сию предполагалось отправить почему-то не князю православному Луке Лукичу Зажопинскому, коий один своей рукою может карать да миловать, а какому-то совету королей да боляр всех царствий да государствий.
Вопили изменники де странно себя вёл Федька перед взрывом. Бродил цельный день по ярмарочной площади да никак с полюбившейся ему бомбой расстаться не мог. То в одном месте положит, то заберёт и в другое перенесёт. В нескольких разных местах заказал у уличных богомазов собственный полтрет и в охотку позировал, хотя что в этом удивительного? Знал поди, что поймают его люди княжьи, да на кол посадят, оттого и хотел побольше полтретов себя любимого заказать ибо потом на колу сидючи он уже будет не так гигиенично выглядеть. Полтреты енти все как один лепые вышли: и стать конюха и бомба в руках - всё один в один. Лика вот правда не на одном полтрете не получилось. То ли лицо то, а то ли задница - не разобрать. Но так ить бывает: рисует богомаз, рисует цельный день лики и всё добре у него плучается, а потом плюнет на всё, махнёт стопку и спать завалиться, а писать за мест себя мальчонку подмастерья оставит.
Смутило також некоторых слабых духом, что две девки гулящие на всех полтретах рядом с Федькой-конюхом атираются: одна бялявая, а одна чярнявая. Ентые мол девки хучь и шатались за Федькой цельный день по всей ярмарочной площади, однако на суде не присутствовали и показаний не давали. Умному человеку не отравленному золотом иноземским оно-то и понятно. Ить как же девку гулящую можно в суд православный вызывать? Ить срамота-то какая!
Много изменники вопили будто бы суд да следствие не как следует произведен. Находили то одну якобы нестыковку, то другую. Да, разве ж кто изменников слухать станет? Вот кабы неизменники хучь слово супротив сказали, тогда другое дело, но неизменники на то и называются неизменниками, что не в своё дело носов своих сувать не обучены и слов поперёк молвить не станут. Оттого не долго думаючи присудили обоим злодеям казнь смертную лютую, а как палач да приговор исполнит, на том и конец делу и всем спорам будет. | Ибо эхономически и без того крепко стояло государствие зажопинское среди бурь и штормов кризисных, ровно скала неприступная посреди неспокойной Ихропы, решил Лука Лукич Солнцеликий озаботиться укреплением военной мощи и обороноспобильности княжества. После тщательной ревизии запутавшихся в бороде после утренней трапезы шкварок, обнаружил князь пресветлый, что не хватает квалифицированных енералов в Зажопинске. Всем и каждому с детства известно, что кожен мужик могет двух енералов прокормить, а в Зажопинске, где мужиков был не один мульон, енералов было раз-два и обчёлся. Да и из тех половина по острогам, да по подземельям сидело, а кто и вовсе в бега подался и из-за бугра на князя пресветлого напраслину возводил.
Порешил тут князь своих дворовых хлопов, да тех из них кого он наместниками в другие уделы назначил в енералы произвести и дабы им было над кем енеральничать, ополчение в каждом селе созвал. Была армия Зажопинская почитай без командования, а как проснулись буржуины поутру да увидали сколь новых енералов за один день в Зажопинске прибавилося, так и ужаснулися! Ить уже и планы войны захватницкой были ими подготовлены, и палашы навострены, и мушкеты почищены. Да, как воевать, когда тут такая силища грозная?
От так оборонил земли Зажопинские от захватчика иноземного князь бесстрашный, а заодно и бороду богоугодную от шкварок очистил.
История сия надо сказать нашла глубокий отклик во сердцах ополченцев и тех, кто мечтал ими стать. Один инвалид, бывший стрелецкий десятник, так и написал в оружейный приказ, что готов защищать земли Зажопинские от супостата иноземного до последней капли крови. За сим просил выдать ему пищал али лучше того бомбарду, из которой намеревался палить по воробьям, в наглую оккупировавшим княжье поле с горохом, что начиналось аккурат за домишком инвалида. Из приказа правда отписали, что бомбарда инвалиду не положена ввиду старости того и возможного косоглазия, коее может нанести непоправимый урон не токмо изменным воробьям, но и стоящей неподалёку летней резиденции князя, а також зело прекрасной скульптурной композиции именуемой "Лука Лукич разрывает Белувежское соглашение". Тем не менее руководство приказа в письменном виде выразило крайнюю признательность за принципиальную патриатицкую позицию инвалида.
Тот со слезами на глазах, преисполненный гордости, ходил по деревне и всем, и каждому показывал полученное из приказа письмо. А прежде всего тыкал им в морды собственных внуков.
"Нечего! - приговаривал при этом инвалид. - Отобрать-то оружие у врага в бою мне никто не запрещал. Вот начнётся война, пойду в партизаны и, даст Бог, разживусь сяким-таким пугачом да сабелькой вострой. Уж тогда-то изменные воробьи попомнят старого вояку!"
Приснопамятное письмо он даже собирался прибить на самом видном месте в хате, в красном куте, но жонка, баба дурная и тёмная, не дала иконы выкинуть да на их место такую важную писульку присобачить. Пришлось приспособить письмецо у отхожего места, на стену свинарника, но и там, каждый кто шёл облегчить свою душу по нужде мог ежедневно лицезреть гордость старого инвалида. | Шедевр;)
А за ДАО хероиста отдельное спасибо;) | | Нет слов. Шедевр и есть! | Зело любопытный разговор, раскрывающий некоторые тайны Зажопинского двора, произошёл промиж князем и его верным дворничьим да постельничьим Гришкой Мясновым.
Князь поутру, шёл до ветру. Мочевой пузырь облегчить стало быть, да и думу думал параллельно государственную, о том как бы кому втюхать свою долу в крупной кооперации именуемой "Междугородняя тетеревиная связь" (МТС сокращённо, стало быть). Лука Лукич частенько два дела одновременно делал, аки знаменитый ампиратор Кесарь, а то и все три. Но тут ведь вот какая беда: никто не хотел покупать княжью долю в тетеревиной почте. Не то что бы охотников вовсе не было, но на те деньги, которые пресветлый государь запрашивал не находилось. Оттого и погрузился князь Солнцеликий во думу так глубоко, что совсем не заметил Гришку Мяснова, с которым в задумчивости во сенях столкнулся нос к носу. Тот только покормил свиней и шёл в терем по хозяйственным делам и тоже как и князь глубоко задумался о своём житье-бытье. Был он надо сказать после отчитки у позорного столба зело обижен на судьбу, на князя, а пуще прочего на самого себя неразумного, и потому часто ходил злой и задумчивый аки в каловые массы опущенный.
Однако ж столкнувшись со князем ужаснулся содеянного и повалился в ноженьки моля о пощаде и целуя стопы беленькие княжьи. Лука Лукич был в то утро в добром настрое ибо удачно соснил накануне ночью красавицу-русалку с огромным рыбьим хвостом и ещё более огромной женской грудью, что собственно и привело его в неописуемый восторг. Оттого прощение слуга государев заслужил достаточно быстро (всего-то апосля 20-30 поцелуев беленьких княжьих стоп), более того желая улучшить упаднические настроения Гришки и подбодрить того на нелёгкой стезе служения государю, такой разговор завёл пресветлый князь:
- Что ж ты Гришатка загрустил? Уж который день смурной ходишь? Али за позорный столб разобиделся?
- Нет, княжа, не разобиделся, - и глазом не моргнув, сбрехал опытный в дипломатицком искусстве Гришка. - Да только некогда мне нынче веселится. Всё в делах да заботах пребываю аки тобою, княже, завещано. Вот порося покормил, воды натаскал...
- Да брось ты, Гришка! Какой воды? Ты ж уже чай лет надцать ничего тяжелее газеты, которую с собой в отхожее место тягаешь, не поднимал. По морде вижу, что разобиделся, но за то, что обиду свою во себе держишь и за терпение твоё, отплачу тебе предобрейшим. Открою тайну тебе великую, Гришка!
"Ну, вот ещё, лучше бы премию выписал али беленькой налил хотя бы грамм сто..." - подумал Мяснов, однако на лице искусно сотворил выражение глуповато-удивлённое и при этом крайне заинтересованное.
- Я ить, верный мой драб, изобрёл коварный план как мне стать наивеличайшим государём на всём белом свете!
- Да ить ты, княжа, и без того величайший государь на весь мир славный. Куды ж тебе ещё величия боле?
- Так-то оно так, да токмо холопов у меня маловато. Дохнут же собаки, аки чумные! Я уж и так и этак убеждал их размножаться, а они ни в какую. Уже и тажыков из царствия тажыкского выписывал для пополнения численности так сказать, да всё равно сокращается народонаселение. Что делать? Кумекал я долго, и так, и этак прикидывал, а тут хризис этот подвернулся кстати. Тот самый, которого у нас нету. И тут мне в голову такая индея обвалилась - енто ж мы сейчас прикинемся бедными, дабы враги раньше времени нашего коварного плана не раскрыли, и давай распродавать всё что ни есть в наших пределах Чуду-Юду двухголовому. | - Енто ж и мы боярской думой, кумекая над ентым самым проклятущим хризисом, которого у нас нету, також порешили, что распродавать надо всё что ни есть. Скарбница по такому случаю даже выставила на продажу старый мятый самовар, сапог для его растопки, ковёр с видами Зажопинска, старые портянки, Прошкой по выходу на пенсион оставленные, а також кое-что из барахла вовсе бесполезного. Сошлись мы на том, что и нам от такой участи не уйти, да токмо по скудоумию своему ничего хорошего в сём факте не разглядели.
- Ну, не всем же такой мудрости великой осеяным быть. Да и дело, правду сказать зело хитрое. Думал я тоже спервоначалу, что распродадим мы этак помаленьку всё государство зажопинское. Ента-то дума не хитрая, даже вам скудоумным понятная, но что же дальше? Что же тогда случиться?
- Не станет государства?
- Как же! Держи карман шире. Крепко будет наша держава стоять и, пока я у руля буду, не покачнётся! А произойдёт на самом деле то, что Зажопинск станет частью царства Тёмного Чудо-Юдова сиречь вуния образуется. А что есьм вуния? Союз! Ежели мы будем частью ихнего государствия, то и они выходит частью нашего станут ибо в одно целое посредством такой продажи мы сольёмся. А кого править такой вунией поставят?
- Тебя, князь-надёжа! - млея от восхищения премудростью княжей, проговорил благоговейно Гришка Мяснов.
- То-то и оно, что меня, аки князя старшёго над всеми по мудрости, вопыту княжескому и красоте своей. Да и глупым варварам чай понятно, что князь такого успешного государствия аки наше княжество Зажопинское и вунии новообразованной поболе полезен будет, чем всякие мутанты двухголовые, прости Господи...
На том и расстались. Князь побежал опорожнять совсем уж переполнившийся мочевой пузырь, а Гришка Мяснов чинно прошествовал в горенку и по-барски на лавке развалился, чувствуя, что спала наконец-то с него опала княжья окончательно, и теперь он снова не призренным рехорматором, а истинным болярином заживёт. | Спокойная и стабильная жизнь потекла во княжестве Зажопинском и хучь проклятые враги всё ещё не спешили поверить свои денежные средства на вексель князю Зажопинскому, однако остановились цены во своём росте великом (ну, почти остановились, во всяком разе приготовились остановиться), повинуясь токмо одному лишь грозному приказу Луки Лукича Зажопинского. Некоторые правда ворчали, что мол де не мог разве князь такого мудрого приказу ценам сказать ещё в марте, когда они во три разы меней были, но недовольные, тем паче басурманином подкупленные, они всегда найдутся. Верные люди государевы на это замечали, что цены княжа остановил сразу как токмо заметил, что они растут, а что до того будто он за пол года раньше ентого не увидал, то видать более важным делом занят был. А теперь-то коль цены уже взросли, то что ж поделаешь? Не вяртать же их обратно.
Говорили во княжестве в последнее время також о скромности немеряной княжей. Разговоры сии начались собственно с самого Луки Лукича, который первый об еной своей особенности поразительной и объявил во всеуслышание. Так и так сказал, мол терпеть не могу себе поклонения, а всё из-за скромности своей, через которую и страдаю. Сказал, де никаких регалиев ко своей особе окромя заслуженных и по рангу положенных не требую и ничего, совершенно ничего окромя своего иконописного лика по божественному канону писанного в кожной хате не приемлю. И то Солнцеликий во скромности своей с мучением превеликим терпит токмо потому, что заведено так испокон веков, а точнее от самого его восшествия на престол. Оттого ничего окромя простого уважения ко своей персоне в виде вышеназванных икон и простенькой ежедневной трёхкратной молитвы во здравие Луки Лукича Прекрасного не требует.
Странным образом совпала сия речь скромная с посадкой во острог двух стрелецких начальных. Первый, стрелецкий тысяцкий, заведовать поставлен был летучим шаром, також дирижбампелем именуемым. Посадили его по традиционной издревле заведенной причине, стало быть за взятку. Взятка сия была выплачена малолетним преступным боярским сыном в виде двух сахарных петушков и одного пряника в виде белочки. За куш ентот преступный стрелецкий тысяцкий согласился прокатить малого на служебном дирижбампеле цельных два круга вокруг всего Зажопинска. Преступник отпирался не долго и был упрятан во острог на следующие девять лет с конфискацией обоих сахарных петушков и пряника в виде белочки в пользу княжьей казны.
Второй стрелецкий воевода будто бы в ярыжном приказе какую-то должность важную занимал и упрятан был по всему видать також за дело важное, да на столько секретное, что люду зажопинскому о том пока ничего не сказали. Ходили правда сплетни будто бы посажен ентот стрелец, Полуночью прозванный, за злоупотребления. Будто бы частенько злоупотреблял он беленькой (что, вообще-то говоря, служивому человеку дозволяется), а заодно и терпением старшого княжича (а вот енто уж зело не допустимо), коий над всеми ярыжками верховодить поставлен был. Вот в виду-то лопнувшего терпения детинушки княжевой во остроге и оказался бравый вояка. | | Жжешь, Команданте!) | Случай произошёл такейски: Лидку Дермохину переназначили главою счётной палаты. Должность надо сказать ответственная, зело важная, тем паче для бабы. Оттого боле не по уму, а по службе верной дадена была. Ить издревле замечено, что на важных должностях главное не ум, но преданность господину и повелителю. Лидка сия, аки князь завещал, всё время инхормировала народ о непрестанном увеличении его, народа, любви ко государевой солнцеликой особе. Объявляла цифири, енту любовь подтверждающие, и не разу, ни в одной запитульке не запуталася. Ентак безошибочно с бумажки не кожны болярин прочтёт, а тут баба тёмная! Ну, и Дермохина сама, признавая, что возвеличие такое бабе не приличествует, и понимая никчёмность свою серёд государевых мужей, растрогамшися такую речь в ответ на княжий указ молвила:
- Ой, ты гой еси светлый княжа, коий образом своим Богу подобен! Ой, вы гой еси бояре мудрые! Возношу я хвалу и благодарность вам, что сиротку на службу взяли, обогрели-то! Я-то баба простая, мне б токмо борщ варить, да детей на палатях нянчить, ан работу вы дали мне добрую и на том я вам поспосибствую. Токмо циферки по бумажке прочесть раз в год и опять ко борщу возвратитися, а за то и копеечка получается, а к копеечке да серебреник. Ту копеечку я во подол заверну, а серебреник да за щёку спрячу, и хожу себе белой горлицей, да серёд бояр ясных соколов. Ой, тож жизнь моя - благодать сплошна!
Таку речь поетичну произнесла и дальше по простому продолжила:
- Я ж баба простая, деревенская, впроголодь жила, на пустой ботвинье выросла, а борщ - это уже вам не ботвинья! Борщ - это огого! Для меня борщ - это симбол домашнего очага и величайшего благоволения княжьей милости. Всяк, кто на столе тарелку борща мает, тот князю премудрому, Луке Лукичу Зажопинскому, во пояс за его доброту поклониться должон! А де какие бабы акромя борща варения да мужа ублажения чего-то ещё учудить помышляют, тех баб поганой метлой гнать надобно, да во темницу сыру бросать. Ибо то не бабы богоугодные, а девки срамные, гулящие!
Така проникновенна речь Лидки Дермохиной, да деятельность князя Солнцеликого уязвили таки ентых девок срамных, гулящих, вывела их на чисту воду. В государствии зажопинском правда таких нахалок повывели давно, а вот в соседнем государствии, коее и не государствие-то вовсе на самом деле, а так Гуляй поле какое-то, смех да и только, дика степь под управлением вшивенького князька (об чём сам Богоподобный Лука Лукич Прекрасный ещё летом во всеуслышание заявил). Так вот тамошние гуляйпольские девки до того обнаглели, что решили во благодать княжества пресветлого Зажопинского свою безобразную скабрезность привнесть. Приехали они значить, стали оперед здания пыточного приказа и до пупа раздемшись давай срамными плакатами размахивать да скабрезные лозунги выкрикивать. Кричали мол де "Живёт Зажопинск!" ажно пока не охрипли. Тьфу ты, мерзость какая, и рассказывать не хочется! Выскочили тут стрельцы из приказа да за девками теми. Да разве ж за ними угонишься? Они полуголые налегке почитай, а стрельцы-молодцы в кованых сапожищах, да тулупах зимних. Правду сказать не шибко-то и старались поймать ибо многие робели. И то правда: ну, поймаешь ты голую девку, а что дальше-то с ней делать? Того не каждому ведать дано.
Однако не ушли девки от расплаты, вычислили их люди добрые православные. Как вычислили то не ведомо. Некоторые полагают, что в том люди пыточного приказа да ярыжки земские со стрельцами гарнизонными задействованы были, однако другие говорят мол неча напраслину на княжьих людей возводить, мол девки видать просто одеться позабыли, оттого их сразу на постоялом дворе-то и заметили. | Как бы то ни было повязали девок и давай по Зажопинску возить, кабы посмотрели как кругом всё лепо и благостно и вдругорядь напраслину на князя не возводили. Повозили, повозили, да наскучило стало быть. Увидали люди добрые, что не переубедились девки срамные, не прониклися духом зажопинским. Ну, тогда отдали их другим людям, ещё наидобрейшим и православнейшим. Те уж с девками не церемонились. Поначалу правда представились, сказали, что они из Зажопинского нацистского единства (сокращённо ЗНЕ), объяснили срамным девкам, что те своими лозунгами скабрезными нарушают единство зажопинской нации и снижают её работоспособность, одним словом вредят князю пресветлому, православному, коий всеми нацистскими организациями в мире, в том числе и ЗНЕ, зело почитаем. Апосля завязали девками глаза, отвезли в лес, заставили раздеться до пупа (а чё их заставлять-то? для них гулящих сие небось в радость только) и кричать на весь лес "Да, здравствует ЗНЕ!"
Апосля добры молодцы решили, что мало того будет. Приказали девкам и ниже пупа раздеться, думали ещё кой чего учудить да не получилось. И то правда ить холодина какая! Дехабрь на дворе, у добропорядочных людей православных на таком морозе все органы скукоживаются, оттого и не вышло у добрых молодцев задуманное, а не от того, об чём вы подумали. Решили они тогда тех девок маслом облить касторовым, да поджечь, а заодно и согреться чуток, но потом сжалилися ибо в душе шибко чувствительны были, даже ко таким стервам гулящим сострадание христианское маючи, тем боле, что и масло нынче стоит недёшево. Выволяли тогда девок тех во смоле и перьях, поотрубали косы сабельками вострыми, да указав в какой стороне Гуляй поле находиться, такой наказ складный дали:
"Возвращайтеся исчадия адские во степи свои дикие, возвертайтеся ко тому, кто вас породил еси! А в Зажопинск-то православный, добротой, красотою овеяный, никогда боле не вертайтеся, не туманьте умов-то холопских вы! А вернётеся, тогда знайте же - не сносить головы вам, и... Это самое... забыл... вообщем всё..."
На ентом бы всё и закончилось, кабы девки те были разумными аки зажопинские дивчины. Однак они, заместо того, что бы как и положено возвернуться на кухню к домашнему борщу, обратилися в Гуляйпольское посольство (оказывается во славном зажопинске и такое имелося!). Нажаловалися будто бы с ними какое беззаконие утворили. Сказали будто бы межу перейти без одежонки да бумагов не могут, будто бы их стрельцы зажопинские не пропускают. Дуры одним словом! Простая зажопинская баба в таких бы обстоятельствах уже из лопуха себе одежку бы да и пошила (половина ить так и ходит в повседневной жизни), а ежели что, то лопух он ить во критихческий момент и за бумагу сойти могёт.
Выслали из гуляйпольского посольства кибитку, да девок тех срамных через межу перевезли. Сякой-такой думал, что может через это дело скандал произойти дипломахцицкий, однако в гуляйпольском посольстве не полные дурни сидять, ни слова поперёк князю не молвили, да и на девок шикнули, кабы не сильно те про похождения свои трепались. На тех енто правда впечатления не произвело ибо у них в диких степях мужики ровно тряпки, а бабы ими и так и этак помыкают. Не то, что наш князь Лука Лукич ровно из стали булатной вылепленный! Однако ж хоть послы и не смогли девкам срамным рты позатыкать, однако сами поперёк князю ничего не сказали. И то правда: куда какой-то недоразвитой дикой степной станице поперёк князя великого не то что бы слово молвить, а хотя бы и подумать просто? А то что бабы у себя во Гуляй поле, да в ярангах своих соломенных трепать языками будут, то беда не великая, ибо никто окромя таких же дикарей об том и не дознается. А буде слух дойдёт и до самого князя, то в следующий раз срамным девкам не косы, но языки поотрубают по самые чресла. | В самом Зажопинске, где как уже ранее говорилось много изменных предателей накопились, болтали то да сё. Оттого и воеводы, да палач княжески Кролик Вовка не могли на сии скабрезности не отреагировать соответственно. Пулешитов правда самолично не высказался (поговаривали, что тяжко хворает воевода, некоторые и вовсе смерть ему скорую пророчили), зато его ближние поплечники, знатные бояре, синтуацию разъяснили. Сказали в один голос де государевы люди, за порядком во граде следить приставленные, в сём инцихденте не повинны, а кто повинен, то Бог его знает, а нам знать не дано, не велено, да и не интересно. Государевы люди поставлены за порядком следить, а не за каждой срамной девкой, которую кому-то умыкнуть возжелалось. Мало ли кого, где и зачем похищают, государствие в эти дела не лезет ибо сам князь ещё во прошлом годе сказал, что ныне слуги его никого похищать да в лес вывозить больше не будут, а будут как положено судить да бросать в подземелья.
Вовка Кролик на енто ещё добавил, что ежели кто-то из его людей накуралесил, то он конечно разберётся и даст строгий выговор, однако ежели это какие-то посторонние бандиты были, то он за них не в ответе. Пущай девки их сами разыскивают и с ними разбираются, ежели им так надобно да вдругогрядь по голове получить не боязно. Он же высказал мыслю, что скорее всего весь инцихдент ентот есть обныкновенная провокация с целью наклонить его Наимудрейшество Луку Лукича Прекрасного, что де девки сами разделись, обмазались смолой да перьями и косы обрезали, а для пущей убедительности синяков друг дружке наставили, предусмотрительно выкинув всю одежонку и дохументы свои в речку Смородину. | | Так, почему в Беларуси в Зажопинске ещё не отключили интернет за хулу на Царя? | почему в Беларуси в Зажопинске
Ой, слово "Беларуси" случайно написалось) | для Мырыдхай:
Вы, сударь, - злостный флудераст!
Где вы тут хулу на Царя увидали? Здесь вообще всё сплошь восхваление Князю Пресветлому, а никакому не Царю. И, кстати, не понимаю о какой такой Беларуси вы ведёте речь? Или случайно не в ту тему запостили? | для Мырыдхай:
Так, почему в Беларуси в Зажопинске ещё не отключили интернет за хулу на Царя?
Никшни, тролль)
для Komandanto_Che:
А что же, у Князя Пресветлого и минутки то свободной нет, у сердешного, дабы передохнуть от дел зело важных государственных да скоморохов зазвать на потеху себе и княжичу меньшому? | | Команданте, проще говоря проду гони, зело читабельно и не оторваться от гистории даной. | | Доколе ждать то? Ить моченьки нет уже терпеть! Проду подавай сюды, басурманин ты этакий!=) | Вай-вай-вай! Люд добрый, нет мне бедному никакого прощения. Зело давно не знакомил я вас с новыми былями из жизни государствия Зажопинского, из жизни княжества наиславнейшего и наипрекраснейшего посередь варварских царств-государств. Посему без лишних обиняков беру свои гусли-самогуды, врубаю усилок, сказ свой незамедлительно начинаю.
А начинаю я свой сказ с событиев дихкабря года прошлога, со встречи известного на весь свет калики перехожего и баюна наиславнейшего Мифанко со светилом всея земли православной Лукой Лукичём Ясно Солнышко.
Как-то раз восседал князь пресветлый во своих серобетонных палатах, думу думал. Думал о своей тяжкой княжей доле, о клятой и неблагодарной работе великого князя. Ить так сиди день денской аки затворник и думай о державе, пока мозг набрекень не свернёшь - не каждому такое под силу!
Тут заходит во полаты калика перехожий, божий человек Мифанко Сярожка. Не то что бы во княжий дворец вот так просто кожны перехожи калика вхож, однако ж давно писал ентот Мифанко слёзные письма ко князю с нижайшими просьбами прибыть ко престолу и прикоснуться его мудрости, дабы светочь её потом во весь свет понесть.
Вошёл значиться, во пояс поклонился, ко перстню, с перлом в виде женского сосца, на белой княжей ручке с высочайшего соизволения припал.
- Ну, чё? Спрашай что ли, какие примудрости узнать хошь, божий человек? Об чём надоумить тебя, горемыку? Токмо учти, что времени у меня в обрез, так что поторапливайся. Мне ещё сегодня надобно во хокей болярскую дружину обыграть, да соснуть часок-другой. Государственные дела одним словом!
- Ой, ты гой еси, ясны княжа, знать хочу, что ты об бусурманах думаешь, а перво-наперво об их государях.
- А что тут думать-то можно? Бусурманы они и есть бусурманы, христопрадавцы клятые. Чай не хуже моего знаешь, что они спят и видют как бы енто меня, защитника православия, наклонить и обесчестить. Енто у них так уж заведени ибо сотворены они самим Сатаной с чёрными червивыми душами и ни об чём окромя зла совторения мечтати не могут! Во как! А что до государей ихних, то видал я их, не государи то, а государишки. Смешно сказать у них так бывают, что выходца из холопов, у коего благородной дворянской крови ни грамма, во короли да падишахи избирают. Оттого и короли такие получаются. Достоверно могу сказать - ни у одного из них яиц нету, не то что у меня. Не яйца - гарбузы цельные и ровно из камня вытесаны. Хошь покажу?..
Замотал в испуге головой Сярожка Мифанко. Не тое что бы срамом сие предложение посчитал, вовсе нет ибо не срам то, а честь великая - зрелище такое лицезреть, но убоялся, что увидав великолепие оное ослепнет тут же как есть раз и навсегда, ровно в позорную трубу на солнце взглянув.
- Да-а-а-а... - задумчиво продолжил князь, вовсе смятения Сярожкиного и не заметив. - Нет яиц. Ни у одного нет!
В задумчивости пожевал губами, сделал рукой движение, словно госрть драгоценных смарагдов взвесил на ладони, и тут же будто спохватимшись, добавил:
- Ты ж токмо не подумай, что я щупал! Совсем ни щупал, ни одного разу! И даже на прошлом саммите не щупал. Ни у дожа Венцисанского Бульбакони, ни у короля Гальского Сракози, ни даже у кайзерши Ерманскай Архангелы Шейкель, хотя у ней как раз-то что-то похожее было, когда мы вчетвером... Но нет! Даже помыслить такого не смей! | - А я и не помыслил, - вставил свои пять копеек Мифанко. - С чего бы мне такое мыслить.
- Вот и правильно, вот и дальше не мысли. А то знаю я вас, мыслите без спросу, что попало, а потом пойдут пересуды... А я ж ни, ни! Ни разу! Тем более и свидетелей ить не было...
- А что, к примеру, ты княжа Пресветлый кажешь, что и у Сракози яиц нет. Я ить как его видел вродь выпирает что-то? - решил перевести беседу с высоких теоретических материй в более приземлённое русло перехожий калика.
- Дааа... Бутафория одна, - токмо махнул рукой Лука Прекрасный. - У Сракози тоже ничего нет. Так что ты, прежде чем отказываться от лицезрения княжьего достоинства пять раз подумай. Где тебе ещё такое лицезреть доведётся? Ну, так что? Показать? Соглашайся, не пожалеешь!
- Боюсь ослепнуть от великолепия такого, - проблеял совсем уж обомлевший от неожиданного предложения князя Мифанко.
- Енто да, не исключено, но ить красота требует жертв!
- А как же я смогу несть светочь вашей мудрости, ежели ослепну?
- Хм... - задумался князь. - И то правда. Спотыкаться небось будешь на каждом шагу. Токмо посрамишь меня. Ну, ладно. Пока неси светочь, я как-нибудь потом покажу. Ну, или хошь можешь одним глазком взглянуть, дабы второй цел остался?
- Апосля княжа, апосля. Ещё вопросов много, - ловко вывернулся калика. - Ты лучше расповеди мне и всему люду доброму: как год завершается? Добрый ли он для Зажопинска был? Все ли прогнозы превзойти во своём развитии удалось княжеству славному?
Посмурнел тут князь, носом повёл, ровно дух заговорщицкий почуял, проворчал сурово:
- Добрый год был, то правда. А у тебя стало быть сомнения? Может сидя на колу осиновом высказать их желаешь?
- Нет, нет! Не вели казнить, пресветлый князь, - побледнел аки простыня Сярожка. - Я ж не за ради провокации спрашаю. Я ж наоборот. Болтают тут всякое, а мне надобно всю правду из первых десниц получить дабы понесть её в народ клеветникам на просрамление!
- Ну, тож гляди... Я ж с тобой по-хорошему говорю, а могу ить и по-плохому. Как учую изменный бусурманский дух - враз по другому заговорю с тобой... А что до жизни в славном княжестве Зажопинском, на то есть у нас специятельное агентсво статисмицкае. Мудры мужи государевы сидят там, цифирю ко цифире слаживают. Судя по тем цифирям в сём году ещё больше благосостояние человека простого, пусть даже и холопских кровей, выросло. Не так, правда сказать, шустро как в прошлом году, да тут уж сами же простолюдины и виноваты. Говорили на кожном углу де "хрызис!", "хрызис!", вот и накликали, сглазили, стало быть, эхогномику. Князь-то всё что мог делал кабы синтуацию поправить: и так и этак хрызис отваживал, говорил токмо о процветании, токмо о добром, а о дурном даже и не думал, кабы не сглазить...
- А какие ещё меры антихризисные ваше великолепие принимало? - деловито осведомился Мифанко. - Что ещё делали кабы из хризиса злодейского вылезть?
- А какие ещё меры? - снова нахмурился князь почуяв в невинном вопросе подвох. - Разве ж сих мер мало? Может ты в пытошной, в интимной так сказать обстановке, меня неразумного поучишь как из хрызиса правильно вылазить? | Побледнел тут калика бедовый. Невольно вспомнилось ему и давешнее обещание князя показать нормальные человеческие яйцы.
- Прости княжя, если чем прогневил. Не со зла то, а по скудоумию собственному, - начал было оправдываться Мифаненко. - Я ж у тебя токмо гипнотетически пытаю аки из хризиса выходить надобно ибо ты-то может из него и не выходил никогда (у вас же его и не было), однако своей премудростью прозреть то можете.
- Аааа, ну если токмо гипнотетицки... - протянул князь. - Что ж ты сразу сказал-то? Да, про хризис ты верно заметил - не было его у нас нонче, однак как из него вылазить я знаю не токмо по наслышке. Знаешь какой у нас хризис был, когда я предыдущего князя на краже ящика гвоздей из княжьей кладовой уличил? Знаешь как у нас пусто в скарбнице было в то время? Одни крысы бегали, да не просто крысы, а крысищы! Во, такие были! - князь как мог широко развёл руки. - Когда они по скарбнице бегали, то за притолоку головой цеплялись. Тогдашний скарбничий во хранилище даже носу не казал, боялся стало быть. А князь пресветлый не сбоялся! Взял меч булатный, перекрестился, и ринулся в бой - одной под дых дал, другой глаз подбил, третей на хвост наступил сапожком красным...
Сел князь на любимого конька и давай небылицы про свои подвиги давние травить. Аки он змеев многоголовых побивал неоднократно, да басурманские полчища заставлял ему дань платить.
Покрутился, покрутился Мифанко, повздыхал немножко и, собрамшись с духом, улучил таки момент перебить князя акурат в тот момент, когда тот закончил рассказ об том, как он самолично во время прошлой войны сбросил на вражий город Нигерсрака ядрёну бомбу собственного изобретения и тем самым всю войну как есть выиграл.
- А что ж, князь пресветлый, если ты всё-таки поучишь нас неразумных как из хризиса выходить? - пискнул Мифаненко, пока князь переводил дух и готовился к новой порции рассказов о своих подвигах.
Посмотрел Лука Прекрасный на калику с немалым удивлением, аки на дитя слабоумное.
- Я ж тебе уже битый час толкую. Сперваначалу нужно повывести крыс из скарбницы - енто очень хорошо для эхогномики...
- А ежели крыс в скарбнице нет?
- Совсем вы там видать во царстве Чудо-Юдовом худо живёте, раз у вас даже крысы в скарбнице передохли. Голодно небось? Ну, да ладно, отсутствие крыс в борьбе с хризисом не помеха. Ежели крыс нет, так их нет. Не заводить же их специально! - рассмеялся князь своей шутке островумнай.
Засмеялся тоненьким жалосливым голоском и Мифанко.
Князь зыркнул на него подозрительно. Не над ним ли потешается христопрадавец? А то тут давеча приказал одному своему человеку анехдот рассказать про князя, что бы все видели, что Лука Лукич за шутки не казнит, как некоторые бают, так вон же зараза самый скабрезный выбрал!
Но нет, Мифанко вроде как хихикал совершенно искренне. |
1|2|3|4|5|6|7К списку тем
|
