Форумы-->Творчество-->
| Автор | Эпоха шаблонов |
|---|
Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, Николай Ковалёв обнаружил, что он у себя в постели превратился в Боба Марли. Он лежал на спине и отчетливо чувствовал, как его дреды распластались по всей подушке и как они непривычно щекочут его шею. Николай чуть приподнял голову и почувствовал, как грудь что-то укололо. Бородка. У Николая за ночь выросла ухоженная, но колючая бородка.
«Что со мной случилось?» - подумал Николай. Это не было сном. Его комната – вполне настоящая, разве что немного неприбранная – осталась абсолютно такой же, какой была и вчера, когда он ложился спать. Тот же заваленный тетрадками стол, то же черное фортепиано в углу – родители Николая были музыкантами симфонического оркестра, а сам он работал учителем музыки в частной гимназии.
Посмотрев в окно, Николай увидел там скучное серое небо, ничуть не поднявшее ему настроение.
«Надо бы еще поспать и забыть про всю эту чепуху», - решил Николай, однако заснуть у него не получилось – мешали дреды.
«Да что же это такое, в конце концов?!» - выругался про себя Николай спустя нескольких минут ерзанья.
Тут взгляд его внезапно упал на часы, и всё внутри Николая похолодело. Стрелки показывали половину девятого, а Николаю нужно было быть в гимназии еще к восьми!
«Как я мог не услышать будильник?!» - изумился он и тут же ужаснулся, представив себе, что может сделать с ним директор гимназии за такой прогул. Последние два года Николай работал там только ради того, чтобы рассчитаться с долгами своей семьи, и ненавидел это место больше даже, чем омерзительные крабовые палочки.
Нужно было быстро вставать и собираться. Николай поднял руки, намериваясь подняться, и обнаружил, что у него теперь пальцы длиннее, чем раньше, а кожа на руках -кофейного цвета. Времени разбираться не было, Николай скинул с себя одеяло и слез с кровати.
Но не успел он сделать и двух шагов, как мир вокруг закачался, и Николай упал на колени. Похоже на то, что он был обкурен.
«Какая нелепость», - подумал Николай. Кое-как поднявшись, держась рукой за пианино, Николай взглянул в висящее на стене зеркало и увидел там высокого чернокожего ямайца с узким вытянутым лицом.
«Да я ведь и правда Боб Марли», - подумал Николай и тут же успокоил себя: «Ну, может быть, это станет для директора приемлемым оправданием за моё опоздание».
В дверь вдруг постучали.
- Коленька, тебе разве не пора на работу?.. – это был голос мамы.
Николай попытался ответить: «Да-да, я уже встал!», - но вместо этого он почему-то сказал:
«Всё что важно сейчас – искупление своей свободы в этом теплом и солнечном мире».
- Коленька, ты не заболел?.. - обеспокоенно донеслось из-за двери. – У тебя странный голос.
«Нет-нет, всё хорошо», - хотел сказать Николай, но его голос снова не повиновался ему и он произнёс:
«Я крепок телом, моя крошка, моё исцеление – твоя легкая улыбка».
- Коля, что с тобой?.. – к голосу матери присоединился отцовский бас. – Тебе нездоровится?..
Николай не ответил. До него внезапно дошло, что он не только говорит не то, что хочет, но еще и разговаривает по-английски.
Нужно было спешить в гимназию. Что-то неразборчиво крикнув родителям, он бросился к шкафу. Все вещи Николая внезапно показались ему невыносимо противными и отвратительными. Более или менее спокойно он отнесся только к свободной разноцветной рубашке, которую ему подарила бабушка и которую он раньше почти никогда не носил.
Надев эту рубашку и свои пижамные голубые штаны с ромашками, Николай подбежал к фортепиано, достал нотную тетрадь, которая была нужна ему для сегодняшнего урока и попробовал быстренько наиграть пару композиций. Первым в списке шел романс Рахманинова, но, начав играть, Николай недоуменно нахмурился.
Во-первых, играть на фортепиано внезапно стало непривычно и неудобно, хотя он играл на нём всю свою сознательную жизнь. Во-вторых, мелодия, которую он наигрывал, принадлежала явно не Рахманинову.
Пытаясь уследить за движениями своих пальцев, Николай сам не заметил, как начал петь:
No woma | No woman, no cry.
No woman, no cry!
- Коленька, что это ты там делаешь?! – снова раздался из-за двери мамин голос. – Открой немедленно! Что это за отвратительные звуки?!
Но Николай не слышал её, он продолжал укуренно раскачиваться из стороны в сторону и пел: “No woman, no cry!”
- Коля, если ты сейчас не откроешь, мы выломаем дверь! – предупредил отец.
“No woman, no cry!”
Раздались глухие удары. Дверь несколько раз прогнулась, а затем с жалобным треском распахнулась настежь.
На пороге стояли отец и мать.
- Святые Композиторы, - ахнул отец, увидев, во что превратился его сын.
Мать ничего не сказала. Она лишь посмотрела на Николая и, закрыв лицо руками, громко зарыдала.
“No woman, no cry” | | Э воно как О_О | | Честно говоря,смысла я не уловил.Видимо у меня шаблонное мышление. | | Круто! :)) | | Если верить Кафке, тут еще продолжение будет. | | Пропаганда наркомании запрещена! Или я не прав? | | И что ему теперь делать бедному? Ни тело ни губы его не слушаются... Наверное поведут у экстрасенсу кокому нибудь... | Угадать время их приближения всегда было нетрудно. Они приходили по два раза в сутки: на рассвете и закате. Днём им мешал яркий свет солнечных лучей, ночью – темнота. Мягкий свет вечерних или рассветных сумерек – самое то.
В пасмурную погоду они могли торчать под домом целый день, если только не начинался дождь.
Тяжелее всего, конечно, с обладателями дорогих зеркалок и просто хорошими профи. Эти могли наведаться в любое время: им не помеха ни свет, ни тьма. Впрочем, такие ребята появлялись под домом Василия Бортко редко – у них хватало и своих дел. Нет, к нему приходили те особи, что и составляли эту жуткую и тупую биомассу, захватившую мир.
- Вася, выходи!.. – раздаётся первый, самый ненавистный крик из-за ограды.
Это Антон Сорокин. Он всегда приходит первым и первым кричит.
Василий раздвинул пальцами жалюзи и заглянул в щелку. Уже собираются. Много же их, тварей… мужчины, женщины… в основном, молодые. Улыбаются, настраивают свои мыльницы, цифровики, зеркалки…
Сверкают огни вспышек и щёлкают объективы.
- Вась, ну давай одну на аву!..
Всего лишь два месяца с тех пор, как фотографы заселили мир. Два чертовых месяца. Никто не знал, как эта зараза начала распространяться… однако на улицах их появлялось всё больше. Они держали фотоаппараты в руках и фотографировали, фотографировали. Бездарные пейзажи с заваленным горизонтом, отвратительные размытые силуэты людей, мерзкие композиции типа «я держу солнышко», «я рядом с крутой тачкой», «я и мой кот»…
Как же быстро они заполонили округу…
Ну почему он не поставил себе раньше нормальный забор, который стоял бы цельной стеной, ограждая дом от тварей?! Ограда… кому она нужна, эта ограда…
Яркие вспышки. Они фотографируют друг друга, фотографируют дом, фотографируют закат.
Днём, когда они разойдутся, он выйдет на охоту. Они завалятся спать, уставшие после тяжёлого дня, наполненного гигабайтами фотографий. Тогда Василий возьмёт большую толстую палку и пойдёт трощить их чёртовые зеркалки. Они будут спать, а он будет разбивать их аппараты. Вот оно, возмездие.
- Вася, давай, выходи!
Главное - продержаться. Скоро их время начнёт истекать, они начнут в срочном порядке менять цветовые гаммы, режимы своих устройств… но, рано или поздно, им всё равно придётся уйти. Василий знал, что случится тогда. Они найдут себе жертву – скорее всего, здесь же, среди толпы – и зафотографируют до полусмерти. Василию уже не раз приходилось вывозить в город этих бедолаг, покрытых ожогами от тысяч вспышек.
Василий отошёл от окна. Рука сама потянулась к столу, где стоял пакет портвейна. Дешевое пойло под маркой «777», двухлитровая бутыль пива «Оболонь». Спасение от криков и смеха за окном. Единственное спасение.
Здесь же, на столе, стоит открытый ноутбук. Он отключен от интернета – всемирную сеть фотографы захватили в первую очередь. Сначала Василий просто удалился из всех соцсетей, но это не помогло… десятки хакеров при первой же попытке подключиться к интернету вламываются в его компьютер, забрасывают рабочий стол фотографиями, просят оценить или откомментить…
- Скоро я от вас отгорожусь, ублюдки… - прошептал Вася, открывая портвейн. У него в голове уже давно зрела мысль поставить вдоль забора специальные фонари и включать их, засвечивая объективы осаждающих. Это должно сработать… должно…
Нужно только найти инструменты… инструменты и время для работы.
- Выходи, Вась! Мы сделаем тебе фотосессию! – вещает ненавистный голос Антона Сорокина.
А, пошли вы к черту. Красная жидкость «трёх топоров» до краёв наполнила стакан. |
К списку тем
|
