Форумы-->Творчество-->
1|2
| Автор | Сказки |
|---|
Сказки выходят чудесами из привычных рамок.
Первую назовем "Быть музыкой".
Над ним смеялись другие, смеялись и продолжения их рук, мертвые - металл и дерево - придатки. Важно раздувала тугие бока начищенная медь - валторны и трубы, корнеты и серпенты наживую низали звуки, хрипя сквозь открытые клапаны. Металл гудел, швыряя на бешено летящий конвейер мелодии горячие заготовки звуков. Касаясь нежного слуха Дрейка, они шипели - разве что пар не шел. Но остывая, даже побежалости не давали, их музыка падала ничком, не трогая его души. Струнные дребезжали - сквозь эти тонкие, гибкие ребра отчаянием зияла пустота. Пустота их игры, невидная, слепящая пустота (пусть у тебя отрастет забытый глаз - все равно не увидишь). Во взгляде его тогда читалось немое страдание - музыка мертвого мира скальпелем пластала сердце, Дрейк слушал музыку навылет, и потому край рубашки набряк тяжелой, свинцовой кровью его.
Хорошо, что у Дрейка есть этту-пернатый ящер, малыш дремлет клубочком в рюкзаке, набираясь сил перед игрой. Смешки и перешептывания в зале, публика - одно прохладное сердце сноба, она способна убить своим безразличием. Этту заворочался в рюкзаке, проснулся, видно, стрекочет и жужжит - небольшая животная машинка. Очередь Дрейка - глаза зрителей холодны, как никогда, он не из их круга. Что покажет этот юноша, когда ансамбли уже расстреляли музыкой зал, голубая кровь сочится на пол по подолам платьев и ткани брюк? Дрейк острожно вытряхивает из рюкзака этту - ящер стрелой взмывает вверх, разбрасывая клочки света, срывая невзрачную драпировку перьев с гибкого торса, переливаясь всеми цветами радуги - ритуальный танец, самая глубокая диастола молчания - замереть и ждать. Этту - древняя раса, не утратившая состояния полета. Ящер летит над сценой, крупные маховые дрожат и наливаются алым - чуткие кончики ловят легкие эманации толпы, добавляя их в общую гамму, смешивая и разглаживая - пока воздух не раскалывается вибрацией сотканной музыки. Ящер - проводник, гибкий угорь, наэлектризованным телом он размешивает воздух, и в толпу, будто из котла, выплескиваются тяжелые вибрации, сочетания длинных звуков в самой невыразимой их комбинации, выжимая слезы, по спинам бегут мурашки - мелодия так хороша!
Этту спускается ниже, у основания перьев выступает золотая роса - капельки крови, воздух становится тяжелым и влажным, усиливая нижние басы - зал взыдыхает в едином порыве, этту кричит по-птичьи, совершает мертвую петлю и наряет к самой сцене, проносясь у самого пола - за ним не поспевает мелодия, отбрасывая первую ступень - отработанный октан октав. Дрейк достает плошку, наполняет водой - раскаленное тело этту плюхается в воду с высоты, ящер весело чирикает. И прямо из-под потолка привычным движением идет дождь, прямо на угли дрожащих музык, на реакторы оживших сердец... | | Это очень здорово! Надеюсь, это вырастет в огромный роман о целой вселенной. | для Амелани:
Если бы вечность, может быть, может быть :) | Последний из могикан (простая история)
Опять странный сон. Люк просыпается в поту, в ужасе, левое легкое не поспевает за правым, придавленное отяжелевшим сердцем. Он поднимается с постели, наполняет кружку темной водой - вчера был на роднике - и жадно пьет. Пара капель - родинки родника, прозрачные головастики - падают на доски пола - тщетная посмертная литография, очередные адепты его плоской философии. Прохладная вода пристает к небу, Люк недовольно качает головой, стряхивает ее языком, тщательно прожевывая каждую пресноводную слезинку. Неспешно одевается, непослушно - в кавернах рукавов плескается полутьма и влажный прибрежный воздух, воздух такой волглый, что даже пылинки лежат ровными рядками в импровизированных могилках стола и подоконника, сплетаясь тщедушными тельцами в грязно-серый слой. Люку некогда за ними следить, эти детеныши разрухи приобретают свойство домашних животных, а завтра, может быть, не пустят на порог и хозяина, или, того пуще, забьют немногочисленные поры покосившегося домика, и тот совсем рухнет на бревенчатые коленки, измученный удушьем. Люк спешит - надевает на бегу старые ботинки и ныряет в рассветный полумрак рыбкой.
Когда не смотрят - грядешь, гребешь в этой разреженной среде мускулистыми руками, наносишь урон, капельки по-другому дрожат в каждой свежей царапине на теле тумана, он наливает их снова своей смолой, смолкой, смолью, как будто переодевается в новое, свежее былье. Но уже там, на горизонте, топорщится золотыми иголками сонный ежонок солнца, тащит спелое яблоко - смотри, не обожгись, малыш. Люка ведет к берегу столько лет тому подряд, что дорога никак не может позабыть рисунок его шага, не может вспомнить, как забывать. Подошвы выбивают слюду и сапфиры, разноцветные клады из многовесельных шлюпок цветков - те потеряли рулевых в шаге от цели, и бестолково крутятся на месте, ломая борта о жадное течение примятой травы, увлеченно увлеченные, уличенные в чем-то непоправимо обыденном и оттого чудесном. Люк перемежает шаг бегом, но издали уже видно - все по-старому, берег гол и неприютен по-прежнему. Берег высок, надменным карнизом приподнятый над водой, он изредка роняет свои игрушки - брошки бабочек и стрекоз в бушующую воду внизу, рассерженно скалит мелкие зубки - галька и ракушечник, и следит, как они, кружась, отнимаются волнами, и последнее мгновение пляшут на влажном, жадном языке океана, чтобы исчезнуть навсегда.
"Опять семена не взошли" - вздыхает Люк, и дальше уже бредет понуро, присягая на верность береговой линии, не смотря в ту сторону, где алый плавник солнца прочно врастает в небосвод, но небо не трусит, прочно держась в земле всеми корнями, и не давая себя вынуть, как клинок вынимают из ножен. Люк помнит до мельчайшей детали порядок расположения булыжников на своем пути - чтобы не сбиться с маршрута, даже когда глаза откажут различать любое движение вокруг. На берегу - ни души, но Люка не научили бояться одиночества, а ждать он выучился сам. Ждать кораблей, бросать семена в неприютную почву и снова ждать. Иногда ему даже казалось, что он делает что-то неправильно, но темных птиц этих мыслей он терпеливо гонит от себя и продолжает сеять и ждать. А что ему оставалось. В этот день на уставших ногах он одолевал маршрут медленнее обычного, последнюю четверть пути еле полз, в конце - привал - отдохнуть, подкрепиться, и возвращаться назад, в покосившуюся берлогу.
Вот и импровизированное место для привала - утоптанная площадка, темная плешь кострища, обложенного потрескавшимися камнями, тут часто пламя надтреснутым голосом пламя спорит с гулом океана, но всегда проигрывает, смущенно прячась в однокомнатные квартирки темнеющих углей - их никак не принять за долговременные пристанища. Но пережить ночь-другую можно, потом Люк вернется и опять наживит их оголодавшие тела болезненным румянцем. Но сегодня даже костра не хотелось разводить - ломоть хлеба да пара кусков холодного мяса - вот и весь нехитрый обед. Закутавшись в плащ, Люк приваливается в округлому камню на кр | Закутавшись в плащ, Люк приваливается в округлому камню на краю полянки с намерением подремать. Море у самого берега обреченно молчит, иногда вскидывается, и резко, мимолетно целует острый подбородок уступа, оставляя на нем водоросли - изумрудные волосы русалок и сирен - они повисают небрежно, безвольно, невольные свидетели и жертвы в одном лице. Небо насупилось, поделенное на квадранты - безрассудна облачная экспансия, они перешьют себя уже завтра, а сегодня все будет по их правилам.
Люк просыпается - идти пора, чтобы не попасть в вязкую воду сумерек на обратном пути - устанешь с себя стряхивать. Вдруг что-то отвлекает его - один из камней в паре десятков метров от берега шевельнулся, затем еще, почва выгнулась дугой, Люк протирает глаза рукавом (неужели всходит?), а там уже пришел в движение целый участок берега, массивным каменным столпом врастает в небо башня маяка, на верхушке метелкой - обзорная, там уже теплится огонь,и разгорается все ярче. Люк оборачивается - за его спиной один за другим восходят солнца на крепких каменных стеблях - все семена, что он оставил в точках, определенных интуитивно, дали всход. Люк, обессиленный, падает на колени - не обманули. На горизонте паруса - белые звери собирают ветер в распахнутые ладони и бережно сжимают их. Парусов немного, но это точно они. Люк дождался, и теперь он знает, что делать. Пора собираться - в сумках еще достаточно семян. Он пойдет вглубь материка и рассеет семена городов и сел, он оставит их повсюду на земле. А люди, его люди населят их, пока он будет уходить на запад - древний и спокойный, как бесплотный дух этой суровой земли... | | Почему-то напомнило Кутзее. Не знаю, почему. | для Амелани:
Я о нем даже не слышал :) | для Electrochemist:
Жизнь и время Михаэля К. | Прочитал с удовольствием.
А "времена" слегка не пляшут? | для Dix69:
Да, времена пляшут заметно :) | И куда я со свиным рылом да в калашный ряд.
А ведь говорила мне мама: Изя, не лезь ты на эти форумы, лучше купи кефали у Костика Костика на Привозе. | Сердце камня
Она снова плачет в подушку, тихо, никто не слышит – слезы удаляют ее от нас, и время, раздробленное на шорох и всхлип, стократно замедляется. За окном шелушится осень, листва подрагивает нервно, рыжий лис кустарника собирается удирать, потревоженный ветром, но тощие лапы его вязнут в грязи, и нелепо сгорбившись, зверь уже сам не рад, что рванулся, он закатывает несчастные глаза с прозеленью.
И она плачет, слезы текут из обоих глаз, ручные ручейки влаги, равноплечие, и глаза – двухцветные котята – уже не играют, привычный прищур их потерялся на дне слез. Слезы, выпуклые, длинные и долгие, смуглые слезы ее бегут, теряя драгоценную влагу на влажных щеках, на нежной коже ее, и тени слез бегут, и в этой тени не скрыть, наверное, и крупинки соли, и ресницы бабочки, и тень эта высыхает, и высыпают удивленные солнечные зайчики в глазах ее, и смывают их медленно бегущие слезы.
И он снова врет, и он изворачивается, и ее слезы бегут все дальше от хозяйки, все дальше от дома, просачиваются сквозь траву и дерн и там в темноте разбегаются во все стороны, как самые несчастные зверята. И оттого в глубине, под домом, ворочается, да так, что посуда в шкафах дребезжит, и наполняется ее слезами, чтобы однажды пойти ожившим метрономом, утешая и облагораживая все вокруг, чуткий механизм – сердце камня. | У тебя всегда даже в прозе поэзия звучит) рыжий лис кустарника,
тени слез бегут - какие заммечательные образы) | Строказари
Лес загорается каждое утро. В амальгаме зари тонут деревья, лишь пара ветвей парит над ее неистовством. Рассвет широкой мышцей тянет одеяло птичьих голосов на себя, мелодии звучат посолонь, ночь уходит несолоно. Травы преклоняются пред росой, лепестки - носики чайников с горбинкой - бросаются каплями, как глупцы словами. Сны у растений - что нежный пух, кроткие, легкие одеяльца, набитые шепотом насекомых.
В плотном воздухе бредут птицы, несут в пернатых котомках свои бродяжьи песни, чтобы рассыпать их в горящее нутро леса - потом их подберут другие лесные обитатели, спрячут в норы, под старую, всю в морщинках, кору. У иных птиц - крылья, крыльца, по которым взбираются самые светлые песни. Ниже - стрекозы перебирают прозрачными крылышками, прядут из воздуха тончайшую паутину, самый крохотный шорох. Под корой: жучки - блестящие кнопки леса, бесстрашные древоточцы. Они-то лес знают: бросишь семечко - расходятся годовые кольца. Внизу - раскинута сеть грибницы, цепкими пальцами она обхватывает корни, посасывает во сне их кривые лапы; только звери сопротивляются - звери ходят между деревьев как тени цветов, ходят за солнцем немыми плакальщиками.
Замечаешь деревце особое - листья его резные, шестипалые, тянутся к свету, там, на краю зеленой излучины, будто в молитве они распростерты. Шелест их - ручное, речное наречие, язык зеленого вавилона, сплетенный в упругую завязь завтра. Изумрудные пальцы тянут изнутри песню, и они растекается в надмирных границах - над этим летом, лесом, зеленым золотом, все выше, с вышитых подушек мха по светлым душам. | | Да ты эльф, так лес описывать) Красотища!) | | Красотища! | | Чувственно, ярко..такое внимание к деталям - будто рисуешь словами) | | Классно!!! | Да ты эльф
да не эльф он, а маг) так волшебно описать... мммм))) | для ноктюррн:
Я не настоящий эльф, просто анти качаю :)
для jura-khan:
Спасибо!
для - Волчица -:
Спасибо на добром слове :)
для Bacilka:
Спасибо!
для Абигона:
Спасибо, сказки есть сказки:) |
1|2К списку тем
|
